Яков Лурье - После Льва Толстого

(* Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Кн. 2. С. 334; ср. С. 363. *)

(** Sampson R. V. The Discovery of Peace. P. 116. **)

(*** Погодин М. Исторические афоризмы. М., 1836. С. VII. ***)

Что такое "дифференциал истории" в "Войне и мире"? Это "однородные бесконечно малые элементы, которые руководят массами" и интегрирование которых дает возможность понять законы истории. Важнейшее значение имеет здесь понятие "однородности" влечений. Если бы, как подчеркивала Е. Купреянова, эти влечения были только "разнонаправленными", "противоречивыми" (*), то они не могли бы образовать никакую равнодействующую (даже в пределах национальной истории). Не учитывая этой "однородности", исходя из представления об абсолютной разнонаправленности толстовских "дифференциалов истории", М. Лазерсон, а потом и Р. Сэмпсон утверждали невозможность их интегрирования, а следовательно, и установления каких-либо, законов истории (**). Для того чтобы какое-то движение истории происходило, нужно предполагать некую общность стремлений отдельных единиц человеческой массы, "однородность" их "влечений".

(* Купреянова Е. Н. О проблематике и жанровой природе романа Л. Толстого "Война и мир". С. 162. *)

(** Лазерсон М. Философия истории "Войны и мира". С. 157; Sampson R. V. The Discovery of Peace. P. 167. **)

И Толстой приводит примеры таких "однородных влечений". На "однородных влечениях" основывается действие армии Наполеона перед Бородинской битвой: "Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказа Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия; французы, итальянцы, немцы, поляки, - голодные, оборванные, измученные походом, - в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut Ie boire... Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо..." Почему необходимо? Толстой здесь вовсе не обвинял французов в особой воинственности. Наполеоновские войска шли, "чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве" (11, 219-220). Ход мировых событий "зависит от совпадения многих произволов людей, участвующих в этих событиях" - читаем мы в третьем томе (11, 219). "Дифференциалы истории" - это однородные, достаточно элементарные "влечения людей". Тема "однородных влечений" людей присутствует не только в исторических отступлениях "Войны и мира", но и в сюжетных главах - например, в рассказе о пребывании Пьера в плену. "Здесь, теперь только Пьер оценил наслаждение еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей - хорошая пища, чистота, свобода - теперь, когда он был лишен всего этого, казалось Пьеру совершенным счастьем..." (12, 98). "Удовлетворение потребностей" - это и есть те "однородные влечения", которые барин Пьер ощутил только в плену, но которые были для крестьянина Каратаева главной заботой его жизни. К теме неотвратимости массового движения, вызванного элементарными "однородными влечениями", Толстой обращался и через много лет после "Войны и мира", в одной из своих последних повестей "Ходынка". Здесь описывалось состояние одного человека в многотысячной толпе, собравшейся во время коронации Николая II: "Емельян... рвался вперед... потому только, что все рвались... Он увидел палатки, те палатки, из которых должны были раздавать гостинцы... та с начала поставленная себе цель: дойти до палаток и получить мешок с гостинцами... влекла его" (38, 208-209). Рассуждение Толстого о стремлении наполеоновской армии вступить в Москву, чтобы найти там "пищу и отдых победителей", помогает понять и его высказывание, которое казалось исследователям "Войны и мира" наиболее парадоксальным. Мы имеем в виду утверждение Толстого, что отказ Наполеона "отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское" можно считать причиной войны 1812 года не в большей степени, чем "желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу", и что для возникновения войны необходимо было, чтобы миллионы ее участников "согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей" (11, 5). Даже А. А. Сабуров, очень внимательно рассмотревший философию истории Толстого и давший убедительный комментарий к ряду ее положений, усмотрел в этом сопоставлении Наполеона с "последним капралом" "очевидный софизм", связанный с присущим Толстому игнорированием факта существования "государственного аппарата, являющегося огромным коэффициентом при личной силе носителя власти". Благодаря роли этого аппарата людям, для того чтобы исполнить волю носителей власти, "вовсе не надо было "соглашаться"": "Вот для того, чтобы не "исполнить" волю упомянутых якобы единичных людей, им действительно надо было "согласиться", и для этого понадобились усилия нескольких поколений". Наполеон не мог бы быть "рабом истории" и осуществлять исторический процесс, "если бы его роль как личности была равна нулю или одной мельчайшей единице, рядовому капралу, дифференциалу истории" (*).