Дмитрий Быков - Думание мира

Но социальная зависть в России избирательна, как и закон: она распространяется на тех, кто украл миллион, а те, кто украл пять, ― вызывают уже восхищение и даже преклонение, особенно если жертвуют на благотворительность. Это изнанка все той же бесконечной социальной униженности: мы-то, конечно, стонем под пятой, не каждый день обедаем и не уверены в будущем детей ― но если у кого-то получилось из-под пяты выбраться, этому человеку респект и уважуха. Думаю, всероссийское неизменное сочувствие к ворам ― отнюдь не проявление всенародной сентиментальности и милости к падшим, потому что любят у нас не только арестованных воров, но и тех, которых никто не посадит никогда ― они сами кого хошь возьмут под ноготь. Я другой такой страны не знаю, где была бы так модна блатная субкультура, где в топ-десятку FM-радиостанций входило бы «Радио Шансон», ― но ведь это естественно для общества, где блатота воспринимается как протест против всеобщей униженности и забитости. Вор украл не у нас ― он ограбил эту систему, преступил этот подлый закон! Вертикальной мобильности в России почти нет, другого способа подняться со дна не придумано ― оттого вся горьковская ночлежка смеется над Бубновым, мечтающим честно вернуться в нормальную жизнь. Дудки! Удачливый вор ― один из национальных героев: иначе и быть не может в стране, где нарушение закона почитается добродетелью. К этому подталкивает все: закон нарочито и подчеркнуто бесчеловечен, по большей части неисполним, и именно поэтому эпоха олигархов не породила в России сколько-нибудь массового социального протеста.

Вы думаете, тут кто-нибудь ненавидит Березовского? Или Жириновского, который очень на него похож ― так же хитер, суетлив и почти так же богат? Ведь Березовский стал народным депутатом (от Карачаево-Черкесии) при полной народной поддержке, а Абрамовича на Чукотке вообще считают полубогом ― где же тут социальная зависть и мстительность? Отношение русских к богатому отчасти сродни реплике раввина из анекдота: «Вы же не можете стать Богом, падре? А один из наших все-таки пробился!» Так и тут: один из тысячи наших, припавший к государственному кормилу, воспринимается как всенародный мститель, воплощение общих чаяний ― даже если он при этом еврей. Обратите внимание, как ограбленная постсоветская интеллигенция кинулась защищать Ходорковского ― именно потому, что видела в нем собственные черты: очки, свободолюбие, культурность… Думаю, что она узнавала в нем и кое-какие из собственных пороков, ― но говорить о них я здесь не буду, потому что Ходорковский сидит, а о сидельцах либо хорошо, либо ничего. Выйдет ― поговорим.

В России нет зависти к неправедному богатству и незаслуженному успеху. Вот когда некто заработал деньги трудом или добился успеха талантом ― это вызывает ненависть у определенной части населения, но это, конечно, никак не зависть, а вполне резонное отвращение двоечника к отличнику в школе с суровыми и бесчеловечными правилами. Если ты согласился играть по этим правилам и в этих рамках добился процветания ― любить тебя не будет никто. Вот почему народ с такой радостью поджигает дом соседа, который своими руками все это возвел и обустроил, но с одобрительно-лукавой усмешкой следит за приключениями родной элиты, не работавшей ни дня. Это нормальная черта русского перевернутого мира, в котором законы существуют для преступания, грабитель предстает защитником свободы, а любой созидательный труд выглядит уделом раба.

Попробуем разобраться с двумя взаимоисключающими мнениями о России ― с мифом о ее тотальной, подспудной, неизменной, органичной, кроткой религиозности и о столь же бессмертном и циничном атеизме. Как вы понимаете, и то и другое ― ложное обобщение, но само по себе отношение России к религии в самом деле интересно и заслуживает анализа. Миф о народе-богоносце особенно активно пиарился славянофилами ― поскольку он для них исключительно удобен: ведь славянофил видит в народе никак не мыслящую силу (тем более не набор индивидуумов, способных самостоятельно решать свою судьбу), а своего рода спелую ниву, готовую в любой момент без рассуждений лечь под государственный серп. У народа нет права на собственную волю ― он кроток, незлобив, боголюбив; религиозность в представлении славянофилов ― лишь покорность и слепота, тогда как сами себя они ощущают мозгом этой массы, элитой, поставленной ее наставлять. Наиболее адекватным мне кажется даже не сельскохозяйственное (пастыри при стаде), а кулинарное сравнение: повара при мясе.