Дмитрий Быков: Думание мира

Про операторскую, композиторскую, художническую, сценарную и промоутерскую работу я, если можно, ничего говорить не буду, потому что это неинтересно.

Фильму Алексея Балабанова «Груз 200» крупно повезло в кинокритическом мнении. Давно уже не было у нас признания столь дружного и единодушного ― причем со стороны цеха, отнюдь не отличающегося снисходительностью. «Мне не больно» ― попытка Балабанова быть милым и человечным ― встретила год назад столь же синхронный отпор; такое чувство, что от этого режиссера ждут исключительно брутальности ― и на этот раз дождались, и все счастливы.

«Груз 200» ― про мента-маньяка в 1984 году ― действительно хороший фильм, он замечательно сделан, социально точен, художественно убедителен ― при всех многократно отмеченных фабульных нестыковках и натяжках. Меньше всего мне хочется в очередной раз изображать enfant terrible и гулять против потока, но то, за что эту картину ― и стоящую за ней концепцию ― хвалят, меня как раз больше всего раздражает. Журнал «Сеанс» опубликовал подборку критических отзывов ― и почти во всех четырнадцати рефреном идет заветная мысль: это чернуха, мы такой не видели с девяностых, но это прекрасно, потому что вскрывает советскую ложь. Отвратительно было это сюсюкающее лицемерие среди назревавшей подземной жестокости! Смотрите, как в закрытом обществе позднего социализма плодятся маньяки! Один Юрий Гладильщиков в «Русском Newsweek’e» искренне удивился: социализм давно пал, а маньяков не убыло. Масла в огонь подлил сам Балабанов, давший ― что редкость ― внятное интервью по окончании работы над фильмом. Сейчас, сказал он, все-таки лучше. Сейчас ― голый честный цинизм. А тогда была сплошная ложь, ой, ужас какой!

И вот тут у меня концептуальное возражение ― и по поводу фильма, и по поводу его авторской и критической трактовки. Вся эстетика «Груза 200» выстроена ― и вполне удачно ― на контрасте между страной и ее антуражем, разлагающейся идеологией и подпочвенной дикостью, готовой вырваться наружу; главный контрапункт ― идеально выстроенное сочетание видеоряда, состоящего из насилия, пьянства и распада личности, и звукоряда, составленного из позднесоветской лирической попсы. Это работает. Но судя по тому, до какой степени картонны в фильме все персонажи кроме маньяка, ― это в равной степени касается и его жертвы, и уверовавшего ленинградского профессора, и бывшего зека, мечтающего о городе солнца, и его сожительницы, которая в конце концов выскочила ниоткуда и отмстила менту, ― Балабанова нимало не волнует мораль, в очередной раз пристегнутая к его фильму на живую нитку. Точно так же не волновала его русская идея, на которой он остроумно поспекулировал в обоих «Братьях». И проблема криминала, освещаемая в «Жмурках», и даже тема чеченской войны, продажности генералитета, неадекватности власти, затронутая в фильме «Война», ― занимали его очень мало. Балабанов ― что откровеннее всего выступило в фильме «Про уродов и людей» ― интересуется прежде всего насилием и механизмами, способными его остановить или уравновесить. Пока он таких механизмов не видит. Разве что Антонина из последнего фильма, которая пристрелила-таки ужасного насильника-импотента. Но это такой бог из машины, что обсуждать эту линию всерьез трудно. Никто и не обсуждает. А вот маньяк автору очень интересен, и по-настоящему сильной картина становится только там, где этот персонаж появляется и действует. С любовью задуман, с тщанием изображен.

Однако если уж Балабанов пристегнул к своему ― нет слов, отличному ― триллеру еще и некий социальный месседж, придется его трактовать: именно он пришелся по душе отечественным интерпретаторам, очень скучающим по девяностым годам. Нет слов, в смысле чернухи (и художественной правды, ибо это зачастую синонимы) все тогда обстояло значительно лучше. А вот насчет оплевания СССР Балабанов, кажется, попал в струю ― его картина выходит одновременно с бурной дискуссией о том, следует ли убирать серп и молот со Знамени Победы. Получается как бы, что победила Россия, а не Советский Союз. Хотя Россия нулевых, в сегодняшнем своем виде, не то что тогдашнего фашизма не победила бы ― она с собственным справиться не способна, благо к скинхедам он далеко не сводится.

И тут уж надо сказать со всей определенностью: Советский Союз, даже распадного, гнилостного образца 1984 года, был все-таки значительно лучше того «голого честного цинизма», который мы наблюдаем сегодня. И образ страны, какой она была на самом деле и какой запомнилась мне, ― далеко не совпадает с тем, что так страстно, со ссылками на реальные события и собственный опыт, изобразил Алексей Балабанов.