Дмитрий Быков - Думание мира

Русский зазор между властью и народом ― наше великое ноу-хау. Мы свободны от участия в десятках глупостей и безобразий. Сильная рука берет на себя всю преступность, всю мерзость, всю грязь ― предоставляя нам мечтать, работать и посмеиваться. Ничего другого мы не умеем, по это ведь и есть самые лучшие занятия. Россия никогда не была и не будет по-настоящему тоталитарной. Хорошо это или плохо ― со стороны виднее. Мне больше нравится страна с жесткой властью и дистанцированным от нее населением, чем страна с приличной властью и безмерно преданным ей народом. Но это ― только мой личный выбор, благодаря которому я здесь и живу.

Миф о хроническом, неизлечимом, повальном, запойном, радостном, трагическом русском пьянстве, пожалуй, принадлежит к числу тех немногих, которые насаждаются не самими русскими, а их гостями и соседями, причем насаждается, надо заметить, вполне доброжелательно. Из всех легенд о нас эта ― самая безобидная. Русским приписывается столько пороков, от стремления к мировому господству до тяги к самоистреблению, «и все это одновременно и в темпе» (М. Веллер), ― что каким-то пьянством нас в самом деле не скомпрометируешь. Как гетевский Мефистофель казался Господу еще самым приемлемым из адских жителей ― «Из духов отрицанья ты всех мене бывал мне в тягость, плут и весельчак», ― так и пьянство — самый уютный, милый и простительный из наших пороков. Я даже разделил бы всех, кто сплетничает о России, на две категории: одни приписывают нам имперскость, грубость, запредельный цинизм, другие фиксируются на чем-нибудь этаком милом, сравнительно простительном, вроде пьянства, болтливости, бытовой неаккуратности, склонности к ночным излияниям в ущерб деловой активности и пр. Короче, для одних мы ― коварные враги, для других ― невинные и не очень счастливые чудаки, и немудрено, что сами русские охотнее всего поддерживают именно репутацию сильно пьющих, ужасно любящих это дело, исключительно выносливых в попойке и совершенно неспособных без нее обходиться.

Это хорошо понимали уже в древней, дохристианской Руси, когда князь Владимир, выбирая государственную религию, отверг магометанство за чересчур строгое отношение к алкоголю: «Веселие Руси есть пити, не можем без того быти». Как видим, уже и в те времена это было чистым пиаром для внешнего употребления ― в данном случае под этим надуманным предлогом было отвергнуто чересчур радикальное и бесчеловечное магометанство. Пьянство в России акцентируется и, по-современному говоря, пиарится лишь для того, чтобы списывать на него следствия других, куда более серьезных пороков: ведь с алкаша серьезного спросу нету, он как бы болен, при этом он немного художник, в своем роде артист, и относиться к нему надо, как к творцу, не слишком склонному заботиться о нуждах низкой жизни. Да еще при той культуре застолья, которая сложилась на Руси, при разнообразии легенд, тостов, ритуалов, не уступающих грузинским…

Снисходительное отношение к питию ― этическая норма и в Европе, и в Штатах, и среди аборигенов Австралии. Мы цепляемся за миф о своем бытовом алкоголизме так же, как евреи ― за свои анекдоты: уж мы лучше высмеем себя сами и за что-нибудь сравнительно невинное, чем дадим критиковать себя другим и за серьезное. Так же, кстати, обстоит дело у жителей щирой Украины, охотно трунящих над собственной любовью к салу, ― хотя никакой особенной салозависимости я на Украине сроду не наблюдал, салоголизма не встречал и салофилов гораздо чаще видел в Сибири. Но чем признаваться в собственной жадности или мстительности, или интеллектуальной и политической несамостоятельности, ― куда лучше ведь посмеяться над салофилией, не так ли? Чем позволять другим строить ужасные догадки о своей тяге к мировому господству и о всемирном иудейском заговоре ― куда проще самим рассказать пару еврейских анекдотов о милой жадности и обаятельной трусоватости. Чем признаваться во всеуслышание в дикости, зверстве, необузданности, необязательности и элементарном хамстве ― куда выгодней лишний раз попиарить свое пьянство, списав все упомянутые черты своего характера на его счет.

Между тем бытовое российское пьянство ― даже в глубинке, даже в самых депрессивных регионах ― преувеличивается упорно и многократно; правда, пьют множество дряни, приводящей ежегодно к примерно одинаковому проценту отравлений (от них, впрочем, гибнет гораздо меньше народу, чем от беспечной езды). Но потребление алкоголя в русской деревне вполне сравнимо ― по крайней мере количественно ― с его же потреблением в грузинской, абхазской, да и французской глубинке; в провинции Коньяк я лично наблюдал быт виноделов, дегустаторов и рядовых граждан, не имеющих отношения к виноградарству, ― пьют, как в Тамбове, и хоть бы хны. Впрочем, и в Тамбове пьют вполне умеренно ― по сравнению с питием литературных и кинематографических русских, представляющих собою некие бездонные манекены, насосы, резервуары. Этот миф эксплуатируется в бесчисленном множестве фильмов, спектаклей и надрывных песен ― так что мог бы и насторожить умного потребителя: если вам так назойливо что-то впаривают ― самое время усомниться.