Чуковский вспомнил о двух своих поездках в Англию. Первый раз он побывал там в начале века, не имея ни гроша за душой и перебиваясь случайными заработками. Он учил английский по книгам Карлейля «Прошлое и настоящее» и «Сартор Ресартус». Вторую из этих книг он купил за один пенни и сейчас продемонстрировал мне ее, вынув из кармана жилета. В те дни он был частым посетителем популярного торгового поэтического дома и дружил с его хозяином, известным поэтом Гарольдом Монро, благодаря которому познакомился со многими литераторами. К ним относится и Роберт Росс, друг Оскара Уайльда, о ком Чуковский написал воспоминания.
Чуковский чувствовал себя свободно в английском поэтическом мире, но не в самой стране. Подобно Герцену, он восхищался английской социальной структурой, привычками и традициями, однако не нашел среди англичан настоящих друзей. Лишь о Троллопе он вспоминал с теплотой: "Удивительный священник, обаятельный, эксцентричный, абсолютно не похожий на своих коллег в дореволюционной России, прозябающих тогда в серости и бездействии. В целом судьба моих соотечественников сегодня намного лучше, чем в начале века, хоть они и пережили после революции много трудностей. Сейчас они, по крайней мере, умеют читать и писать. Некоторые добились приличного и уважаемого положения. К сожалению, последнее не относится к русским священникам.
Уверен, что английское духовенство – это наиболее достойные служители религии во всем мире". Чуковский рассказал и о своем втором посещении Англии во время Первой мировой войны, когда он с группой русских журналистов должен был написать серию репортажей об английских военных успехах. Занимать группу в свободное время было поручено лорду Дебри, человеку, с которым писатели не имели ничего общего. Я услышал подробный рассказ о пикнике, организованный тем лордом.
Чуковский был литератором высокого класса, завоевавшим известность еще до большевистского переворота. Он, человек левых взглядов – подобно другим представителям независимой интеллигенции – приветствовал революцию. Но впоследствии был вынужден защищать себя от советских властей. Есть много способов сохранить здравый ум в условиях деспотизма. Чуковскому это удалось благодаря своего рода ироничной беспристрастности, независимому поведению и огромной стойкости характера. Его решение – ограничить себя сравнительно безопасной областью русской и английской литературы девятнадцатого века, детскими стихами и переводами – возможно, спасло его самого и его семью от страшной участи многих его друзей. Он доверил мне свое сокровенное желание: он мечтал прочитать биографию Троллопе. Если бы я помог ему в этом, он сам не остался бы в долгу. Подруга Чуковского Ив Литвинова, жена Максима Литвинова, бывшего министра иностранных дел, а теперь посла в Соединенных Штатах, проживающая в Москве, пыталась уже помочь ему. Но она не могла найти собственный экземпляр этой автобиографии и считала, что в обстановке постоянной слежки и подозрений опасно высылать книгу из Европы. Не мог бы я как-то передать ее? Несколько месяцев спустя мне это удалось, чем я заслужил глубокую благодарность Чуковского. А тогда на приеме я обратился к нему с ответной просьбой: не мог бы он познакомить меня с Борисом Пастернаком, дача которого, как и дача самого Чуковского, находилась в Переделкино? Мой собеседник ответил, что глубоко ценит поэзию Пастернака и уважает его как человека, но есть определенные трения в их отношениях. Например, Пастернак не признает интереса Чуковского к гражданским стихам Некрасова и некоторым другим писателям конца девятнадцатого века. Позиция Пастернака не допускает ни малейшего компромисса с советским режимом, системой литературных заказов.
Но тем не менее, в данный момент он в хороших отношениях с Пастернаком и постарается организовать встречу. Чуковский пригласил меня к себе в ближайшие дни.
Потом я понял, что со стороны Чуковского это был весьма смелый, даже безрассудный шаг. Ведь общение с иностранцами, особенно представителями официальных миссий, было без преувеличения очень опасно. Я осознал это не сразу и впоследствии иногда старался избегать частных встреч с советскими гражданами, чтобы не подвергать их опасности. А между тем, многие из них, пренебрегая риском, как раз стремились к подобным встречам: интерес к Западу и желание установить контакты с иностранцами побеждали страх. Были, конечно, и люди более осторожные, избегающие общения. Я относился к этому с глубоким пониманием, особенно, если это были граждане, не пользующиеся известностью на Западе, которая часто служила более или менее надежной защитой.
Читать дальше