Петр Фролов - Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года

Начало этому было положено еще в ранней юности, когда я жил в учении у портного. Примерно лет с 15 до 16 у меня было несколько случаев извращенных половых актов с моими сверстниками – учениками той же портновской мастерской. Порок этот возобновился в старой царской армии во фронтовой обстановке. Помимо одной случайной связи с одним из солдат нашей роты у меня была связь с неким Филатовым, моим приятелем по Ленинграду, с которым мы служили в одном полку. Связь была взаимноактивная, то есть «женщиной» была то одна, то другая сторона. Впоследствии Филатов был убит на фронте.

В 1919 г. я был назначен комиссаром 2 базы радиотелеграфных формирований. Секретарем у меня был некий Антошин. Знаю, что в 1937 г. он был еще в Москве и работал где-то в качестве начальника радиостанции. Сам он инженер-радиотехник. С этим самым Антошиным у меня в 1919 г. была педерастическая связь взаимноактивная.

В 1924 г. я работал в Семипалатинске. Вместе со мной туда поехал мой давний приятель Дементьев. С ним у меня также были в 1924 г. несколько случаев педерастии, активной только с моей стороны.

В 1925 г. в городе Оренбурге я установил педерастическую связь с неким Боярским, тогда председателем Казахского облпрофсовета. Сейчас он, насколько я знаю, работает директором Художественного театра в Москве. Связь была взаимноактивная.

Тогда он и я только приехали в Оренбург, жили в одной гостинице. Связь была короткой, до приезда его жены, которая вскоре приехала.

В том же 1925 г. состоялся перевод столицы Казахстана из Оренбурга в Кзыл-Орду, куда на работу выехал и я. Вскоре туда приехал секретарем крайкома Голощекин Ф. И. (сейчас работает Главарбитром). Приехал он холостяком, без жены, я тоже жил на холостяцком положении. До своего отъезда в Москву (около 2-х месяцев) я фактически переселился к нему на квартиру и там часто ночевал. С ним у меня также вскоре установилась педерастическая связь, которая периодически продолжалась до моего отъезда. Связь с ним была, как и предыдущие, взаимноактивная.

В 1938 г. были два случая педерастической связи с Дементьевым, с которым я эту связь имел, как говорил выше, еще в 1924 г. Связь была в Москве осенью 1938 г. у меня на квартире, уже после снятия меня с поста Наркомвнудела. Дементьев жил у меня тогда около двух месяцев.

Несколько позже, тоже в 1938 г., были два случая педерастии между мной и Константиновым. С Константиновым я знаком с 1918 г. по армии. Работал он со мной до 1921 г. После 1921 г. мы почти не встречались. В 1938 г. он по моему приглашению стал часто бывать у меня на квартире и два или три раза был на даче. Приходил два раза, с женой, остальные посещения были без жен. Оставался часто у меня ночевать. Как я сказал выше, тогда же у меня с ним были два случая педерастии. Связь была взаимноактивная. Следует еще сказать, что в одно из его посещений моей квартиры вместе с женой я и с ней имел половые сношения.

Все это сопровождалось, как правило, пьянкой.

Даю эти сведения следственным органам, как дополнительный штрих, характеризующий мое морально-бытовое разложение» [28].

Есть свидетельства нескольких человек, которые были сексуальными партнерами Ежова или последний пытался принудить этих людей к занятию оральным сексом. Насколько можно доверять этим показаниям – судить трудно. Отметим лишь, что в обвинительном заключении о его сексуальных предпочтениях не было сказано ни слова. Хотя с 1934 года в Уголовном кодексе РСФСР было предусмотрено наказание за мужеложство.

Если основываться на показаниях вышеуказанных лиц, то Николай Ежов на самом деле был гетеросексуалом, с женщинами он тоже сексом занимался. Один из свидетелей утверждает, что однажды они развлекались втроем – он с женой и Ежов. Так что Блохин был не прав, утверждая, что бывший нарком был гомосексуалистом.

Не всегда сексуальные похождения наркома заканчивались без последствий. В ходе одного из допросов всплыла история о том, как его завербовала германская разведка. Не будем обсуждать, был или не был Николай Ежов немецким шпионом, скорее всего не был, в противном случае он бы попытался попасть в Германию, а не в Японию, а расскажем об истории его вербовки. Летом 1934 года он находился на лечении в венской клинике профессора Ноордена. Там он, по версии следствия, соблазнил одну из медсестер. Во время очередного интимного свидания в комнату вошел ассистент профессора доктор Энглер. Последний устроил скандал и намекнул, что эта история может попасть в немецкие газеты. Зная, какое положение занимает в Советском Союзе пациент, он предложил в обмен на отказ сообщать репортерам об аморальном поведении партийного функционера сотрудничество с германской разведкой. Теоретически такую операцию немецкая разведка могла организовать, подставив жертве смазливую медсестру. «Медовые ловушки» активно использует большинство разведок мира.