Петр Фролов - Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года

Система учета подследственных и осужденных в НКВД была организована безупречно. Другое дело, что когда Хрущев захватил власть в стране, то приказал уничтожить все документы, имеющие отношение к расстрелам, чтобы скрыть следы. На Хрущеве крови невинных жертв политических репрессий больше, чем на любом другом члене сталинского Политбюро. Современные «историки» не знают или не желают знать, но в 30-е годы члена партии можно было арестовать только с санкции партийного руководства. Хрущев в 1937 году был 1-м секретарем Московского горкома и обкома партии и санкционировал арест огромного количества людей, которые затем по указанию Хрущева (его подпись стоит под приговорами) были расстреляны.

Хрущев на XX съезде партии выступил в роли разоблачителя «культа личности Сталина» и рассказал о масштабах политических репрессий. При этом он не сообщил, что и сам принимал активное участие в творившемся в конце 30-х годов беззаконии. Наоборот, он поспешил уничтожить все следы своего участия в политических репрессиях. В результате до сих пор невозможно установить, сколько человек было расстреляно в Москве и Московской области. Количество жертв, которое называют современные «историки», сильно завышено. Звучит цинично, но из-за особенностей «технологического» процесса процедура приведения в исполнение смертного приговора занимала много времени, а стрелков было очень мало. Численность спецкоманды в Москве колебалась в разные годы от 10 до 14 человек. При этом кто-то из группы был отпуске, болел, отправлен в командировку и не мог участвовать в расстрелах. Кроме того, казнили не каждый день, а один-два раза в неделю исключительно в ночное время суток.

А истории про то, как «кровавые палачи с Лубянки» за одну ночь с помощью пулеметов «пускали в расход» тысячи невинных жертв «сталинского режима», – это бред. Сотрудники спецкоманды были вооружены только наганами. Конвоиры – винтовками. Даже на установленных по периметру полигона «Бутово» вышках отсутствовали пулеметы.

Звучит цинично, но применение пулеметов при приведении смертного приговора в исполнение противоречило требованиям действующего законодательства. А закон тогда, в отличие от современных правоохранительных органов, сотрудники наркомата внутренних дел соблюдали четко. Дело в том, что перед расстрелом требовалось удостоверить личность казненного, чтобы по ошибке не убить невинного человека. Поэтому процесс был индивидуальным и занимал много времени. Справедливости ради отмечу, что в моей практике было несколько случаев, когда из московских тюрем конвой привозил не приговоренного к высшей мере наказания, а его однофамильца или вообще другого человека. Таких людей отправляли обратно в тюрьму, а я был вынужден оформлять множество документов. Не знаю, как наказывали тюремщиков за такие «ошибки», цена которых жизнь человека. Лично я за такое преступное разгильдяйство отправлял бы лет на пять в «лагеря». Ведь точно так же надзиратели могли по ошибке выпустить на волю уголовника-рецидивиста. Сколько бы бед тогда натворил такой бандит!

Перед войной расстреливали людей, осужденных не только по «политическим статьям» (пользуясь терминологией современных «историков»), но и уголовным – убийц, расхитителей народного добра и других криминальных элементов. Помню, что многие бандиты любили делать на левой стороне груди (в районе сердца) татуировку с портретом Сталина. «Блатные» думали, что палачи не посмеют стрелять в портрет Вождя. Они ведь не знали, что стрелки почти всегда целились в затылок, а не в грудь.

С уголовниками была другая проблема – до последнего мгновения своей жизни они были способны на любой безумный поступок. Они же «умерли» после того, как узнали, что приговорены к расстрелу. Поэтому, как смертельно раненные звери, хотели вместе с собой утащить на тот свет кого-нибудь из «легавых» или погибнуть «красиво» – например во время попытки побега. Обычно рецидивистов привозили на расстрел в наручниках, которые снимали с них лишь после смерти.

До спецобъекта «Бутово» можно было добраться по Варшавскому шоссе. Проложенная в середине прошлого (XIX. – Прим. ред .) века дорога была хорошего качества и проходила через многочисленные деревушки и несколько дачных поселков. Среди них деревня Дрожжино, ставшая к середине 30-х годов дачным поселком. Удобное месторасположение – два километра до станции «Бутово» Курской железной дороги. На окраине деревни пруд, где местные жители и дачники ловили гигантских карпов.