Разумеется, лютая чушь и россказни Ю. Белкина о том, что "Гитлер предлагал своим подручным сто тысяч за то, чтобы вывезти Левитана в Берлин, и уже немецкая разведка в бессильной злобе разработала операцию по уничтожению или похищению Левитана, но наши чекисты сорвали планы фашистской разведки". Подумать только! Ни Жуков, ни Василевский их не интересовали, а вот из-за Юрия Борисовича с ног сбились. Враг № 1!.. Вот так эти белкины при попустительстве начальства фабрикуют необыкновенных героев и небывалых гениев. А главным редактором "Комсомолки" был тогда Геннадий Николаевич Селезнев. Я написал ему: "Не ставьте покойника в смешное и глупое положение…"
И вот опять в День Победы мы слушаем за праздничным застольем рассказ о величии фигуры Левитана. Я не знаю, кто этот Белкин, но сейчас-то перед нами держит речь Герой, который должен бы знать, что такое подлинный подвиг, а он, смотревший смерти в глаза, рассыпается мелким бесом перед диктором. Можно было ожидать, что Герой закончит речь предложением почтить память Юрия Борисовича, которого он так счастлив был знать. Но нет, под конец все-таки очухался, вспомнил, что есть на белом свете кое-что еще, и воскликнул: "За Россию!" Я тотчас уточнил: "Без Ельцина и Березовского!" Герой, кажется, поперхнулся.
Корабль праздничной застолья отчалил и поплыл: говор, звон рюмок и фужеров, бренчание медалей и орденов. Время от времени с рюмкой в руке поднимались стихотворцы и читали стихи: Константин Ваншенкин, Петр Градов, Николай Данилов. Но чаще всех возникал со своими виршами какой-то малорослый генерал, сидевший рядом с Героем. Стихи у него были жутко возвышенные и все о небесной любви. Но когда уже расходились, он небольшой группке сотрапезников, среди которых была молодая женщина, дочь писателя Владимира У, стал рассказывать какую-то историю или анекдот и при этом без малейшего смущения пустил в ход матерщину. Я оборвал его: "Как вы смеете при женщине! Вы не генерал, а…" Я сказал неласковое словцо. И что же он? А ничего. Отвернулся, и все… На фронте за все время войны я, рядовой солдат, не видел ни одного генерала. Оно и понятно! Как сказано в бессмертном "Теркине",
Генерал один на двадцать,
Двадцать пять, а может статься,
И на тридцать верст вокруг.
И вот встретил, налюбовался, наслушался… Но было на банкете кое-что поинтересней… В 1983 году в такой же день на таком же праздничном застолье мы с Владимиром Солоухиным, давним приятелем со студенческих лет, сидели в самом конце этого зала — под дубовыми антресолями у камина. Все шло как обычно. Торжественные тосты следовали один за другим. Вдруг Володя поднялся, подошел к главному столу, взял микрофон и сказал:
— Товарищи ветераны! Мы празднуем великую победу нашей армии и народа. В честь ее мы уже провозгласили много тостов. Но как же в такой день можно не поднять бокалы за Верховного Главнокомандующего Красной Армии и вождя советского народа? За Сталина!
О, что тут началось! Несколько человек крикнули "ура!", но их голоса потонули в воплях и визгах: "Провокатор!.. Мерзавец!.. Сталинист!.." Как ни печально, особенно неистовствовал внучатый племянник великого Некрасова. Солоухин был не робкого десятка, но тотчас покинул зал… И вот сейчас, в 1999 году, встает Семен Шуртаков, тоже наш однокурсник, и говорит то же самое, мало того, предлагает выпить за Сталина стоя. И что же? Почти все встают, из полутора сотен гостей остаются сидеть человек двадцать — тридцать. А я опять встромил ядовитое словцо: "Герои России могут не вставать!" Тут нехотя встает и Герой. И это еще не все. Примерно через полчаса поднимается Николай Данилов и предлагает то же самое. И опять почти все встают! И при том — ни слова протеста, ни единого возгласа несогласия. Впрочем, нет, один что-то невнятное пролепетал, но это был какой-то незнакомый эстонец. Что с него взять! Потом он заснул за столом.
Я спросил у сидевшего слева от меня Левы Экономова:
— Старик, в чем дело?
— Да очень просто, — уверенно ответил он. — Самые громкие крикуны уехали в Израиль, в США, а другие, увы, перемерли, осиротили нас. Например, Борщаговский…
— Нет, Борщаговский, благодарение небесам, жив-здоров, ему 86 лет, и никуда не уехал.
— Ну, значит, хотя бы в 86 соображать начал. Отрадно. Вдруг Герой объявил, что я прошу слова. Ну, коли так… Я вышел и прочитал стихотворение "Срам", только что написанное в связи с американским нападением на Сербию:
Громят страну славянскую
Недалеко от нас,
А мы ей шлем — Казанскую.
Таков, мол, Божий глас.
Читать дальше