Владимир Бушин - Это они, Господи…

OF: „Неверю…“.

Hoddit: „Самой-то не противно?“

Москвичка: „Не стыдно писать чушь? Да вы были ли в Алупке? Там работают десятка полтора здравниц. А парк? Сказка!“.

Vovoka: „Я была в Алупке на прошлой неделе. Ничего подобного описанному не видела. Какого чёрта писать о том, чего не знаешь!“.

Аноним: „Писать бы ей о жизни, Ксюш, которую она знает…“.

Via: „На себя посмотрите, скольких вы предали ради своих интересов“.

Мальчиш: „Бездарность и безграмотность бульварных журналюг не знает границ“.

Нам: „Какой же надо быть негодяйкой, чтобы не понимая тогдашних событий, не вникая в их суть, опять всё ворошить, поливая грязью тех и выгораживая этих, зная при том, что никто не плюнет в бесстыжие глаза. У вас грань между первой древнейшей профессией и второй стерлась“.

Oldfischer: „Павел не дожил до 14 лет, Федя — до 9. Вы не этому улыбаетесь на фотографии, Боброва?“.

Так: „Эти два убитых брата — советские Борис и Глеб. Как же над ними не глумиться нехристианской нечисти „МК“!“.

Проходя мимо: „Мерзкое ощущение. Столько помоев на покойников! Добралась даже до внучатого племянника. Тошно…“.

Ретвизан: „Давно не читала таких злобных статей. Хотят выжечь до седьмого колена“.

Уй: „Детоубийца!..“.

Rio: „Такие из всякой крови извлекают выгоду“.

Ан-м: „Зверское убийство двух детей, а потом — надругательство над убитыми — это при любой власти высшая мера для тех и других мерзавцев“.

Hobbat: „Павел — убийца отца!..“. Подумать только! Нет, все-таки первая древнейшая профессия приличней второй».

Hoddit: «Какую „тайну“ вы открыли? Вы ничего не можете открыть, кроме двери в бухгалтерию».

В. Яковлев: «Какую же тайну раскрыла И. Б.? Тайну своего невежества».

Э. Миронович: «Проститутские взгляды…».

Но, конечно, среди двухсот откликов на статью есть и нескольких единомышленников Бобровой. Так, некто Леонид А. (не удивлюсь, если это упомянутый выше Леонид Аронович Жуховицкий) негодовал: «Чего пристали? Боброва описывает слова жителей, некоторые документы, которые удалось откопать и представила на суд читателей. Предвзятости в статье я не увидел». Да, «описывает слова», да, представила на суд, вот читатели и судят. Чего ж тут нервничать?

Эмкашка Боброва то и дело пишет о том, чего не знает. Например, читаем: Алупка была «правительственным курортом». Чушь бобрячья! Правительственных курортов, подобных нынешним VIP-зонам вроде московской Рублёвки, в Советское время вообще не существовало, но были правительственные санатории, в которых отдыхали и лечились, конечно, вовсе не только члены правительства. Или вот уверяет, что путёвку в Алупку можно было достать «только по блату». С Луны свалилась? Или Сванидзе наслушалась? Или Сарнова начиталась? Этот негодует сейчас: рядовому беспартийному члену Союза писателей получить путёвку в дом творчества было почти невозможно, давали исключительно начальству, партийным секретарям да фронтовикам. А сам то и дело проговаривается в таком духе: «Однажды, уже доживая второй срок (!) в Коктебеле, мы с Борисом Слуцким…» и т. п.

«О собственном домике на берегу Черного моря можно было только мечтать». Очухайтесь! На берегу Черного моря в собственных домах и квартирах жили и живут миллионы людей. Хотите дам несколько адресов?

С презрением и негодованием И. Б. пишет: «Верность пионерской организации вбивалась с молодых ногтей». Прежде всего — не организации, а родине, народу.

«Пионером номер один называли Павлика Морозова». Никто пионеров не нумеровал, но вполне возможно, этим, И. Б. занимался ваш дедушка, бухгалтер Дворца пионеров.

«О Павлике выходили десятки книг…». Ну, назвала бы из десятков хоть пяток. Нетушки… «Книг о нём было так много, что мать топила ими печь». Каково? А ещё и «сарай был завален бюстами погибшего сына». Наверное, ими тоже топили печь.

Мадам всерьёз пишет, что «легенда о Павлике Морозове» входила в школьную программу (по какому предмету?) и «все уроки начинались и заканчивались обсуждением его подвига». За кого она нас держит?

Все уроки! — «о мальчишке, выдавшем отца-кулака коммунистам». Отец — председатель сельсовета и по определению не мог быть кулаком, а коммунистом — вполне. Но ещё он был пьяница, хапуга-взяточник и бабник, избивавший жену и детей. Бросил жену с четырьмя детьми, и у них не оставалось другого выхода как, по уральскому выражению, «идти в куски», т. е. — побираться, а он со всем добром, что нагрёб за фальшивые справки, на глазах всей деревни стал жить с другой. Если бы Боброва знала, что такое русская деревня в те времена, то понимала бы, какой это был срам не только для мужика-потаскухи, но и для брошенной жены, и для всей семьи его. Не сын предал отца, а отец предал и сына, и жену, и всю многодетную семью. И такого папочку любить, защищать?