Александр Малиновский - Один год из жизни директора, или Как мы выходили из коммунизма...

Невольно вспомнил пуск завода после капитального ремонта в сентябре прошлого года. Мне в это время потребовалось срочно уехать в Москву. Звоню утром из гостиницы главному инженеру, желая узнать, как идут дела. Тот в смятении докладывает, что на середине пуска остановились. Прекратилась подача на завод электричества. Энергетики требуют оплатить 1,5 миллиарда долга. Если я лет семь назад, когда возникали проблемы с пуском завода, мог приехать в министерство и с замминистра как-то обсудить ситуацию и надеяться на объективное решение, то сейчас этого нет.

Если завод не запустим, вообще ничего не выплатим, ибо не будет продукции. Где брать деньги? Десять миллиардов рублей, которые нам должны потребители, где-то крутятся. Просить помощи в наведении порядка с оплатой продукции не у кого.

В конце концов, завод начал работать, но только тогда, когда я согласился, чтобы главный инженер от моего имени дал письменное указание банку все средства, которые придут в течение месяца, в первую очередь направлять энергетикам.

Умом Россию не понять… Я думаю, что гениальный поэт с болью говорил об этом. И в подтексте этой фразы звучит, наоборот, призыв к потомкам, чтобы они попытались Россию понять именно умом!

Изредка бываю в Самаре, в Новокуйбышевске.

На прошлой неделе присутствовал на презентации книги самарского писателя Ивана Ефимовича Никульшина. В своё время я был влюблен в прозу Василия Макаровича Шукшина. Мне, родившемуся в селе, близко его творчество. И я полагал, пока не появился прозаик Никульшин, что так и надо писать о селе. Но с самых первых книг и рассказов Ивана Ефимовича во мне появилась некая раздвоенность. Василий Макарович писал свои рассказы, находясь в городской жизни и всматриваясь из неё в деревенскую. Никульшин — весь в российской деревне, посреди неё. Взгляд его — изнутри деревни на деревню, на себя, на всех. И на весь мир. И ещё. Многие из рассказов Василия Макаровича как бы основаны на анекдоте. Часто повествуют о сельских чудиках. По своему селу знаю: на каждой улице есть свой блаженный, свой чудик, сев с которым за стол, обязательно поперхнёшься от веселья или от горчинки.

Это всё есть. Но не на чудиках стоит село. Оно держалось и держится на людях степенных, немногословных, точных в своём поведении, в своём повседневном труде. Для них главное: создать семью, иметь детей, обеспечить нормальную жизнь, быть справедливыми и праведными в своём немногословии. Неистребимо желание в сельском укладе к упорядоченности, к ясности отношений. А уж чудинка, скоморошество — потом, в праздник, в потеху.

Или я чего-то пока не понял? Я дал себе обещание обязательно побывать в Сростках. А до этого прочесть всего Шукшина.

Литература бедствует. Я знаю многих писателей, которые, имея рукописи романов, сборников стихов, рассказов, не могут их напечатать. Чтобы выпустить поэтический сборник в тысячу экземпляров, надо иметь полмиллиона рублей!

Если сейчас не начнём спасать наше искусство, какие книги будем читать лет через пятнадцать-двадцать? Каких писателей? И будут ли они? Соблазнённая когда-то государственной поддержкой и брошенная теперь, наша интеллигенция пребывает в растерянности. Социальная катастрофа ускоряет её физическое исчезновение.

Частенько заглядываю в цеховые курилки. Нравится окунуться в атмосферу здорового юмора, попадая под прицел крепкого вопроса, дать хлёсткий ответ.

Меня не стесняются.

Вот и сегодня заглянул, и не зря. В самый кон, а может, чуть опоздал. Виктор Шарапов, его в этом цехе зовут «Шурупов», а чаще — «Шуруп», кажется, подводил черту под серьёзным разговором. Увидев меня, на секунду запнулся, дружелюбно поприветствовал. Закивали головами и остальные.

Упругая пружина разговора ещё подпирала, и Шуруп продолжил:

— Что тут непонятного-то? Отчего народ на выборах прокатил демократов? Опыт у него есть. Народ за последние семьдесят лет до конца понял враньё существующей власти. Преданный своим государством, равнодушно взирал на развал бывшей империи. Повернулся к ней многомиллионной задницей. Вот вам! Нечто похожее случилось и теперь на выборах. Веры не стало. Устали.

— Что верно, то верно. Но подожди, Витёк, маленько, дай мне сказануть о вещах попроще, раз директор у нас.

Я смотрю на бойкого мужичка — вроде не наш, не заводской. Либо из подрядчиков, либо новенький из сварщиков.

А тот бросил от азарта, не докурив, папиросу. Весь в себе, глаза раскосые, движения рысьи. Коготки спрятаны, но о них догадываешься сразу. Кажется, появился новый местный вожачок.