Олег Матвейчев - Китай на стыке тысячелетий

Прикиньте возможную реакцию нашей демократической общественности, и уже не кажется удивительным, что весть о смерти проштрафившегося партийного деятеля вывела на улицы тысячи, а потом и сотни тысяч.

(Это несравненно больше, нежели придут к «Белому дому» в августе 1991 года.)

Впрочем, первоначальные требования были быстро забыты, по мере ураганного роста числа демонстрантов.

Уже 20 апреля на площади собрались больше ста тысяч человек, и у властей осталась два выхода — либо применить масштабное насилие, либо вступить в переговоры.

Но правительство не сделало ни того ни другого, проявляя откровенную нерешительность, мало-помалу переходящую в растерянность.

А между тем ситуация осложнялась с каждым днем.

26 апреля — спустя 10 дней после начала событий — «Женьминь Жибао» объявила происходящее, в стандартных партийных формулировках, «откровенным покушении на власть», «заговором», «нарушением общественного порядка». Утверждалось, что «кучка людей» стремиться ввергнуть Китай в хаос, и «под демократическими лозунгами попирает законы демократии».

На фоне людского моря на площади, статья выглядела откровенным издевательством.

Это стало крупнейшей ошибкой властей — на следующий день на Тянаньмынь собралось уже более полумиллионачеловек.

Раскол и растерянность в верхах, с каждым часом обострялись.

Чжао Цзыян в беседе с представителем Азиатского банка развития, сообщил, что необходимы переговоры с демонстрантами, и более того — что студенты требуют того же, что и само правительство — борьбы с коррупцией и демократизации.

Умному достаточно — Чжао Цзыян заявил о претензии на единоличную власть, и полное устранение прежнего руководства. (У нас ведь было также — молодой энергичный генсек против «геронтократов»).

Он же отдал приказ о том, чтобы информация о демонстрации появилась на Китайском ЦТ.

Тем временем на главной площади Пекина творилось нечто невообразимое. Люди, словно завороженные происходящим, втягивались в него, как будто и в самом деле имело место некое злое колдовство.

Сочувствие демонстрантам захватывало все новые слои общества. Сын одного из членов политбюро, прогулявшись на площадь, по возвращении заявил отцу: «Это — революция».

Напомним — на дворе год бархатных революций в Восточной Европе, и Китай имел все шансы оказаться еще одним звеном в этой цепочке. А вернее — пережить свой «Великий Август».

К концу апреля число демонстрантов превысило все показатели эпохи Мао.

Учащиеся, затеявшие все это отныне оказались в меньшинстве (более того — целый ряд пекинских вузов на сходках принял решение отозвать своих студентов с площади).

В толпе преобладали случайные прохожие, люди, в той или иной мере сочувствующие лозунгам, рабочие, служащие, даже крестьяне из пригородов. Но больше всего было совсем других: к тому моменту в столице скопилось около миллиона молодых безработных.

Именно они стали главной ударной силой грядущего кровопролития — все последовавшие «ужасные бесчинства» (как деликатно выразились западные наблюдатели) были делом именно их рук.

Растерявшиеся власти заговорили о том, что происходящее — результат происков зарубежных спецслужб.

И, как признают иностранные обозреватели, агенты ЦРУ и тайваньской разведки на площади присутствовали, но их роль будто бы ограничивалась лишь передачей денег.

Позволю усомниться, особенно с учетом того, что в 1991 между «Белым домом» и американским посольством поддерживались весьма плотные контакты, и той информационной поддержки, включая данные радиоперехватов ЦРУ, которую получали наши демократы.

Под влиянием событий в Пекине, начались демонстрации в других городах: прежде всего, как ни странно в Шанхае — на богатом и благополучном юге.

Стало ясно — если власти не вмешаются сейчас, то перспектива падения КПК и всего существующего режима становится неизбежной.

30 мая власть попыталась мирно вытеснить людей с площади, но массы людей просто остановили колонны бронетехники своими телами.

И тогда — только тогда — было принято решение — ударить по мятежникам всеми наличными силами — пока еще не поздно.

В ночь с на июня части 29 армии китайских вооруженных сил вошли в город.

Как и каким образом было принято решение пустить армию в ход, неизвестно до сих пор. По ряду сообщений, это произошло по настоянию «старой гвардии».

Если так, то эти 70–80 летние ветераны КПК, несколько десятков стариков, фактически спасли Китай. Эти старцы очень хорошо помнили — что сделали со страной такие же бешеные юнцы меньше чем два десятилетия назад.