Михаил Румер-Зараев - Столыпинский проект.Почему не состоялась русская Вандея

Самый успешный среди них Иван Григорьевич Касаткин — крепкий пятидесятилетний мужик, в прошлом главный инженер колхоза, а теперь — владелец большого (три тысячи гектаров под зерновыми — раньше такая пашня у небольшого колхоза была) фермерского хозяйства, названного не без некоторого форсу — «Перспективы КС». КС — это Касаткин и сыновья. С Иваном Григорьевичем в деле — три сына, окончившие сельхозвузы, но оставшиеся с отцом, да и внуки уже подрастают. Словом, классическая витринная семейная ферма. Урожайность для здешних мест у Касаткина неплохая — центнеров по двадцать с гектара, так что вал составляет порядка шести тысяч тонн зерна за год. Сбыт его — дело непростое, цены пляшут, а об откорме свиней, что позволило бы создать замкнутый производственный цикл «кормовое зерно — мясо» в районе, который год только разговоры шли. То один, то другой инвестор обещает вложиться в свинокомплекс, но как-то все на стадии переговоров дело и замирало. И вот, наконец, пришли варяги. Три немецких предпринимателя — Юрий Шпис с Генрихом и Бернгардом Рольфесами учредили компанию «Рольфес-Шпис» и начали строить в районе свиноводческий комплекс на 10 тысяч голов, вкладывая в это предприятие многие миллионы евро.

Все выглядело великолепно: импортное оборудование, современные технологии откорма, хороший темп строительства, так что весной 2008 года первая очередь комплекса была готова и намечался завоз первых ста восьмидесяти свиноматок… Как вдруг громом среди ясного неба — коллективное письмо не кому-нибудь, а президенту России группы предпринимателей района, среди которых Юрий Шпис и Иван Касаткин, о невыносимых условиях хозяйствования, созданных начальником районного отдела внутренних дел Михаилом Чичельником. Поборы, вымогательство, предложения продажи земли по заниженным ценам связанным с Чичельником компаниям и покупки стройматериалов по завышенной цене у других близких ему фирм, а в случае отказа — прокурорские проверки, задержка транспорта под всякими предлогами, приостановка работы предприятий за мелкие нарушения инструкций, угрозы «положить мордой в асфальт» — словом весь банальный набор средств экономического террора, применяемых и в других местах необъятной нашей родины.

Скандал получился нешуточный, тем более что предшественника Чичельника сняли за несколько лет перед тем после долгих разбирательств за подобного рода художества и доказанный на суде мордобой. Власть отстаивала и Чичельника, за которым в его притязаниях угадывались другие значительные фигуры районного масштаба. Чем все это кончилось, не знаю, но уже в конце 2010 года стало известно, что Шпис и его партнеры, так и недостроив комплекс, отказываются от участия в проекте, а Касаткин продолжает работать (куда ж ему деться?), пережив странный пожар на ферме, который пожарники квалифицировали как поджог.

Таковы эпизоды жизни двух глубинных российских районов, некогда избранных мною как объект журналистского наблюдения и исследования по принципу типичности для всей страны происходящего в тех местах за последние тридцать лет. И чего только там не бывало за это время. Надежды на новую жизнь сменялись глубоким разочарованием и унынием, колхозы меняли вывески, производство в них съеживалось подобно шагреневой коже, приходили и уходили городские фирмы, скупавшие остатки основных фондов и обещавшие поднять производство, появлялись и разорялись фермеры…

Вот и рассказанное мною выше так типично и характерно для целых регионов. Псковская Кунья это прообраз «черных дыр», которыми стали многие районы Нечерноземья. А в поволжских Шигонах главная беда (и не только сельской жизни) — коррупция, уничтожающая всякие надежды на хороший инвестиционный климат, о котором так любят говорить и областные и районные начальники, отчитываясь о «проделанной работе».

А как все волшебно должно было начаться, какие планы строились на приход капитализма на село, на который надеялись российские реформаторы — как Столыпин, так и Гайдар. Главным, казалось, воссоздать класс собственников, наделить крестьян землей и дать им свободно хозяйствовать. А там «сама пойдет»…

В декабре 1991 года, когда в распоряжении государства оставался лишь двухмесячный запас зерна, а продовольственные резервы, за счет которых латали дыры снабжения крупных городов, были на исходе, когда прилавки продовольственных магазинов в этих городах стали девственно пусты и, как-то зайдя в свой продмаг в Москве, я увидел на сияющих белизной чисто вымытых полках лишь пакетики грузинской приправы «хмели-сунели» (так и запомнился в моей семье этот год как время «хмели-сунели»), — так вот в эти самые предновогодние дни были опубликованы правительственные документы, содержащие в себе контуры аграрной реформы.