Николай Каманин - Экспериментальная космическая станция на орбите

И Владимир мечтал. Вместе с дружком своим Олегом Корытовым, с которым с первого по шестой класс просидели на одной парте, мечтал о том времени, когда кончат они школу и станут взрослыми, самостоятельными людьми. Олег бредил больше морем, а Володька всегда оставался верен пятому – воздушному – океану. Сейчас трудно вспомнить, с чего эта приверженность началась, но даже во сне он слышал рокот моторов и наслаждался их полетом.

Наверное, главная причина в отце и его рассказах. В годы гражданской войны Александр Борисович работал механиком в авиационном отряде. От него и наслышался сын о «фарманах» и «ньюпорах», об удивительных историях, которые случались с летчиками на земле и в небе.

Володькиным кумиром в то время был Чкалов. Портреты летчика, вырезанные из газет и журналов, он хранил как самые дорогие реликвии. Когда услышал по радио весть о трагическом испытании, он заплакал молча, как плачут настоящие мужчины.

Потом достал лист пергамента и вывел детским почерком: «Сегодня погиб великий летчик нашего времени Валерий Павлович Чкалов». Бумагу аккуратно свернул, вложил в стеклянную трубку и, обжигая огнем пальцы, запаял с двух концов.

Эта ампула бережно хранилась многие годы. И только в войну, когда их семья уезжала из осажденного Ленинграда, трубка пропала… Но в памяти она жива, как и те годы, когда мальчишки из спецшколы ВВС, худые, в солдатских гимнастерках, до хрипоты спорили о новых марках самолетов, зачитывались рассказами о подвигах летчиков военных времен, считали высшим проявлением авиационного ухарства умение разобрать пулемет ШКАС за сорок секунд… Тогда окончательно и окрепла эта мечта о небе, бескрайней голубой стихии, покоренной мужественным народом, называемым пилотами.

Качинское училище… Сколько воспоминаний связано с ним! Учился Владимир Шаталов на круглые пятерки, и летал он, прямо скажем, здорово.

Об инструкторе своем, Владимире Ларионове, и сейчас вспоминает с неподдельной теплотой: «Он мне небо открыл», – и тут же рассказывает о случае, который подстерег их обоих в самом первом полете. Ларионов, тогда совсем молодой, первый раз вылетал за инструктора. Для Володи то был первый провозной.

…Зима. Искрятся снежинки и, кажется, тают на лету. «Контакт!» – «Есть контакт!» – отрывисто звучит на морозном ветру. Вот тут-то и поторопилась, поспешила молодость. Волнение поначалу сковало движения, притормозило рассудительность, потом породило излишнюю торопливость, суету, так что забыли переключить питание на основные баки. Взлетели. Сделали круг. Только успел Владимир выполнить команду инструктора и найти внизу «пятачок» аэродрома, как мотор чихнул раз-другой и стал…

Сели поперек полосы. Сели без поломок и повреждений. Выслушали нотацию, опустив головы и пряча глаза. Вздохнули, как это бывает у мальчишек, и подумали каждый про себя: «Вот те и начало летной карьеры».

А быть может, именно такое и закаляет характер летчика? Может быть, именно после такого они и стали «звереть» в хорошем понимании этого слова? Может быть.

В воздухе порой есть лишь два выхода: или выиграть, или проиграть. Найдешь волю – станешь победителем, нет – пеняй на себя, будешь всегда бояться неба, как раз тонувший боится воды.

Прошли годы. Владимир окончил училище по первому разряду и стал инструктором. И вот его тоже, как когда-то Ларионова, подстерег такой же «черный случай». То был один из первых его полетов с курсантом. Взлетели. Пошли на первый разворот. Высота небольшая – 150 метров. И вдруг машина начала «коптить», потянула за собой черный дымный след. Стрелка бензиномера заметалась по шкале и упала, вздрагивая, к нулю. В ушах на резких нотах прозвучали перебои мотора…

С земли по радио передали: «Самолет горит!» И там тревога, волнения.

Волнуется руководитель полетов. Он не новичок, он герой, случись с ним подобное, он проделал бы все хладнокровно, спокойно. Но сейчас в самолете молодой инструктор. Справится ли?

Владимир тоже не забыл о недавнем прошлом, даже зрительно представил, как все это происходило. Бывает же так, что в один миг в голове столько мыслей и дум промелькнет, что в другой обстановке часов не хватит, чтобы все это переварить и осмыслить, а там, в воздухе, хватает даже коротких секунд.

Первое, что ощутил, – не один в машине. Стало быть, в ответе за двоих. Даже за троих: самолет для летчика тоже одухотворенное существо. «Можно воспользоваться парашютом, и спасительный купол доставит нас на землю. А самолет? Взметнется вверх столб взбесившегося бензина, и даже обломки вряд ли расскажут о причине остановки двигателя».