Александр Минкин: Президенты RU

Но были и другие. Им не надо было ждать ХХ съезда, не нужен был «Архипелаг ГУЛАГ», чтобы понимать происходящее в ту самую минуту, когда оно происходит.

Бунин, Набоков, Цветаева, Горький, Короленко… – они всё понимали тогда и написали тогда. И эти их книги («Окаянные дни», «Несвоевременные мысли»), их дневники и письма – вот настоящие учебники истории. Она там натуральная. В собственном соку.

…Кошелек или жизнь? Услыхав такое предложение, надо не выбирать, а стрелять первым. Ведь он же сказал тебе, что он убийца, раз предложил выбирать «или жизнь».

Нет пистолета? Не умеешь стрелять? Ну хоть не выбирай, не голосуй «за» – не становись добровольным рабом. Внешнее рабство – ерунда по сравнению с внутренним. Лакейство души неизлечимо, и от него не уедешь, оно и в Австралии будет с тобой.

А выборы… – ну, раз мы не умеем выбирать, то и доверять нам нельзя. Вот они и рисуют сами свои результаты.

В декабре 2011-го вы узнаете, кого вы выбрали своими депутатами.

В марте 2012-го вам расскажут, кого вы выбрали своим президентом.

А книга рассказывает, как мы к этому пришли.

В книгу вошли некоторые тексты из сотен, написанных с 1990 по 2011 годы. Последние десять лет прошлого века, прошлого тысячелетия. И первые одиннадцать лет нового века и нового тысячелетия.

В сумме – 21 год, очко, счастливое число.

Но здесь не только о президентах. Для истории важны армия, спецслужбы, выборы, коррупция. И что думают люди.

___

Примечания и постскриптумы написаны автором при подготовке книги в печать.

Горбачев – загадка. Он родился в 1931 году. Это первый лидер, родившийся при советской власти, читай – при власти коммунистов.

Это первый лидер, целиком сформированный коммунистической идеологией.

Это первый лидер, решивший отдать власть народу.

Это первый лидер, разрушающий тоталитарную идеологию. Родную идеологию.

Аппарат родил своего убийцу.

В этом – глубокая закономерность и потрясающий сюжет для историков. Демократию и гласность принесли не диссиденты: не Сахаров, не Солженицын… Демократию и гласность принес аппаратчик.

Сахаров и другие – писали, протестовали, подписывали. Их сажали, ссылали, высылали. И – ничего не менялось. И мир – при всем сочувствии к советским диссидентам – видел: система чудовищна, агрессивна, незыблема. Мир видел: диссиденты бессильны. Мир не ждал перемен от диссидентов. Мир тем более не ждал перемен от очередного генсека. Никто не ждал. Ни Запад, ни Восток, ни Политбюро ЦК КПСС.

Горбачев принес огромные перемены.

Знай Политбюро, что с ним сделает Горбачев, они никогда не назначили бы его генсеком.

До пятидесяти четырех лет Горбачев вел себя как преданный аппаратчик. Он сделал блестящую партийную карьеру – что абсолютно невозможно при малейшем проявлении свободомыслия.

Страшно подумать, какое же нужно было лицемерие, какой постоянный контроль над самим собой. И, думаю, – всегда один. Потому что в тех сферах откровенность – самоубийство. Сколько ж лет он был нелегалом!

Вряд ли во всем ЦК он один лицемерил. Скорее можно предполагать, что там только лицемеры и есть. Это нормально для политиков.

Но не знаю больше никого, кто решился бы, рискуя жизнью, ломать систему, обеспечивающую ему любые потребности.

Любые? Нет. Никакие привилегии, дачи, пайки, никакая власть, даже власть генсека, не давала советским вождям уважения порядочных людей.

Свободный мир боялся, презирал, смеялся, ненавидел. Но не уважал.

Боялся танков и бомбы. Презирал некомпетентность и нищету. Смеялся над глупостью и маразмом. Ненавидел – ибо некомпетентные маразматики каждую секунду могли начать войну где угодно. И начинали. Будапешт и Прага, Куба и Никарагуа, Ангола и Афганистан…

Люди, покупающие масло в Европе, баранину – в Австралии, обувь – где только возможно, непрерывно внушали западному миру, что он неправильно живет. Плохо живет. Умирает.

Запад умирает, но продолжительность жизни на Западе растет. А у нас – сокращается. Запад живет плохо, но уровень жизни там – растет, а у нас – падает… Логика никогда не интересовала наших вождей, ибо отсутствие логики не влияло на наличие привилегий.

…Вначале я совсем не верил в Горбачева. Не верил, что он хочет изменить систему. Не верил, что он способен на это. Да он, вероятно, и не собирался менять политику. Во всяком случае, его беспокоила только экономика.