Неалександр Зиновьев - ПАРТИЗАНИЯ проект выживания в глобализованном мире

Интернационализм был как раз тем самым случаем, когда благими намерениями оказалась выложена дорога в ад. Показная сплоченность немыслима, это чувство надо прожить, выстрадать. Иначе оно превратится в подлость, в имитацию оргазма.

Сегодня возможно подлинное сплочение только очень небольших групп, по модели партизанских отрядов. Практика обмена и взаимопомощи предотвратит расслоение между самими отрядами. А внутреннее отчуждение (столь обычное в буржуазном обществе неприятие самого себя в качестве члена группы) станет бессмысленным (поскольку в отряде каждый ценен) и вырвется наружу, будучи обращено на враждебный внешний мир.

Нет лучшей метафоры, чтобы передать процесс трансформации социального строя, чем метафора общего дома. Ленин в «Государстве и революции» пишет о том, что государственную машину надо сломать. Этот призыв проходит рефреном через всю его работу. Сравним государство с домом. В свое время, сидя в эмиграции, российские большевики внезапно получили радостное известие: с их старого дома сбили старую вывеску и даже начали кое-что подметать и перекрашивать внутри. Тут же, на крыльях надежды, большевики вернулись в Россию, ворвались в дом и сломали его, по ленинскому призыву. Осталась только груда кирпичей. Постепенно, насколько позволяли силы, начали строить новый дом. Очень долго строили, с большими перерывами, несколько раз практически начиная заново. В результате выстроили причудливую смесь различных архитектурных стилей. Дом был, конечно, не очень красив, зато вполне пригоден для жизни. Но вот штука: он мало чем отличался от того дома, который в свое время большевики сломали (тот дом ведь тоже строился через пень-колоду, снаружи блистал эклектикой, а внутри ему недоставало инфраструктуры...). Строили-строили, а получили то же самое, и в конце концов даже выкопали в каком-то музейном запаснике ту, старую вывеску и снова прибили ее над дверью.

Не подвергая сомнению ленинский тезис о том, что государственную машину надо сломать, подумаем, как поступить иначе, более мудро. Ведь «ломать» государственную машину вовсе не обязательно: можно лишить ее привода, а затем забрать себе. Поэтому и дом ломать не стоит. Не лучше ли просто уйти из этого дома, раз в нем неуютно, темно и дует? Уйти на новое место, поставить новый дом из готовых деталей в максимально короткий срок (как русские крестьяне ставили сруб в одни сутки). Жить в этом доме. А старый пусть остается. Долго он все равно не простоит. Капиталисту не нужен будет этот громоздкий дом, который не дает ренты и приносит одни налоги. Капиталист покинет его сам, и даже не озаботится его разрушением (ведь это тоже небесплатно). Тогда можно будет из своего прочного и уютного сруба взглянуть новыми глазами на старый дом и, может быть, употребить его на какое-нибудь полезное дело.

«Что ни делает дурак – все он делает не так, начинает не сначала, а кончает как попало». Эту фразу из детского стишка вполне можно отнести к современному капитализму. Казалось бы, перед нами чрезвычайно уверенная в себе общественная система, настолько уверенная, что даже способна ставить под сомнение право на существование всех остальных. И действительно, капитализм на протяжении двух веков добился ошеломляющих успехов (по темпам развития уступая лишь мобилизационному социализму), смог оседлать технический прогресс, направить в своих интересах творческие силы многих народов, воплотить в жизнь немыслимые доселе достижения науки и техники, добиться серьезной и действенной централизации в управлении и масс-медиа.

Почему же эти успехи приносят такую тревогу? Отчего растут эсхатологические настроения? Чем недоволен современный житель Запада?

Удивительным образом, западоид уже не чувствует благ капитализма. Он потерял насущное для него ощущение прогресса, когда человек радуется тому, что 10 лет назад мылся в корыте, а сейчас у него душ. Маяковский именно такое чувство передает в стихотворении «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру»: «Но больше всего мне понравилось – это: это белее лунного света, удобней, чем земля обетованная, это – да что говорить об этом, это - ванная». Эти строки – не о мещанском благополучии, а о радостном осознании прогресса, состоявшегося совершенствования жизни во всех ее мелочах.

У сегодняшнего западоида такого ощущения уже нет. Поэтому все они сегодня несчастны, и определяющее чувство для них – это чувство нехватки, лишения. Его подхлестывает реклама. На этом чувстве строятся все жизненные установки, когда, едва купив машину, западоид начинает присматриваться к более дорогой; едва получив работу, начинает искать новую, где больше заплатят. Именно с нехваткой больше всего ассоциируется у западоидов современная жизнь, а вовсе не с изобилием, как об этом трубят на весь мир бессовестные пропагандисты глобализации по западной модели.