В отношении стиля П. создал свой яркий и совершенно неповторимый язык, подражание которому грозит подражающему утерей собственной самостоятельности и подчинением стилю П. Этот стиль одновременно сочетает в себе элементы тавтологии и вычурности, то есть "суконного" языка и языка образного, канцелярские обороты речи и высокие церковнославянские речения, неграмотную, спонтанную речь простонародья и высоко поэтическую речь. Причем последнего писатель добивается, используя практически все без изъятия речевые уровни и стили. Так, метафора у П. почти всегда выступает в деметафоризованном, переосмысленном, нетрадиционном, буквальном значении, что тоже выступает как своеобразный перенос значения. Как правило, стандартные языковые словосочетания разлагаются на части, разрушаются и переосмысливаются, по примеру "народной этимологии" или каламбура. Платоновское сочетание комбинирует в себе сразу нескольких языковых, выражая их сгущенный, совокупный, усредненный, своеобразно сплавленный в единое целое смысл спрямление. В языке П. преобладают конструкции с родительным падежом и слова с обобщенным значением (это можно проследить вплоть до суффиксов на -ство, -ние или -ость), типа вещество существования, тоска тщетности и т.п. Причинные (а также целевые) связи в предложениях оказываются намеренно преувеличены, гипертрофированы, иногда обращаясь в обратную, с точки зрения обычного здравого смысла, сторону или же причудливо "замыкаясь" на самих себя. Цитаты классиков (марксизма и лен-стал-изма) принимают вид каких-то неправильно понятых, переиначенных на свой лад, доморощенных откровений в устах его героев.
В последний период творчества, практически прикованный болезнью к постели, но продолжающий работать, когда Платонов понял, что основные свои произведения никогда не увидит напечатанными ("проходили" же в основном либо военные рассказы, с определенным, навязываемым самой ситуацией упрощением взгляда на мир, либо его переработки из русских сказок, для детей, либо литературная критика), проза Платонова, что называется, "начинает граничить с мрачным бредом" (это практически единогласное мнение - как Горького (по поводу рассказа "По небу полуночи", так и критика, писавшего о последней пьесе П. "Ноев ковчег", которая была отклонена К.Симоновым от публикации в "Новом мире").
О чем книга? (вместо введения)
Тут собраны отдельные статьи, написанные в последние 10 лет, когда с середины 80-х перед русским читателем наконец предстал основной и подлинный Платонов, т.е. появились последовательно его повести и романы - "Ювенильное море", "Котлован", "Чевенгур" и "Счастливая Москва". Статьи, объединенные в этой книге, можно читать совершенно самостоятельно, как очерки. Они посвящены разбору смысла платоновских текстов, понимание которых, как представляется, невозможно без уяснения особенностей и "обстоятельств" того трудного, намеренно усложненного, идущего всегда наперекор (собственной, особой дорогой) языка, на котором написаны произведения этого писателя. Язык этот - не наш обычный русский язык, к которому мы привыкли (а уж тем более не обычный литературный русский язык - поэтому его, как правило, не используют в качестве примеров языковеды), а некий специально измененный, может быть, в какой-то степени тайный (то есть ведомый только автору), никогда всего нам до конца не выговаривающий, как бы постоянно силящийся но так и не осмеливающийся? - сказать что-то главное, и - не могущий выговорить, произнести того, что так волновало, томило душу его создателя. Иначе говоря, это язык, нуждающийся в постоянной, идущей параллельно самому чтению, работе по его истолкованию. Собственно, только подступы к таковому истолкованию в отдельных очерках этой книги я и предлагаю.
Но - можно спросить - как же истолковать язык без знания норм, на которых он зиждется? Поневоле приходилось обращаться к более широкому контексту - к языку вообще, к русскому языку и к языкам (или, шире, к образам мыслей) тех или иных русских писателей, ученых, мыслителей, политических деятелей, просто обывателя, к текстам идеологии, к речевым и стилевым особенностям различных носителей языка - чтобы понять, в каком отношении к ним находится и ощущает себя платоновская мысль - отталкивается ли она от них или, наоборот, испытывает к ним внутреннее тяготение (см. Раздел II). Я думаю, настоящий смысл платоновского текста может быть восстановлен только из такого сложного индуктивного наведения - под действием различных составляющих. И любой исследователь вынужден постоянно двигаться в рамках подобного "герменевтического круга": ему приходится понимать целое из частного факта, а конкретные вещи - выводить из знаний о целом.
Читать дальше