Жорж Перек - Думать / Классифицировать

Если не брать в расчет самые известные простейшие, то есть лексические примеры (читать — это сразу же понимать, что слово convent означает то, что делают курицы, когда яйцо снесено, или же монастырь [17] Couvent (франц.) — форма 3 лица мн. ч. гл. couver (высиживать, сидеть на яйцах), но еще и сущ. couvent (женский монастырь). , a Fils Aymon не то же самое, что fils aà coudre [18] Fils (франц.) — форма ед. и мн. ч. сущ. fils (сын), а также форма мн. сущ. fil (нить). Fils Aymon — сыновья Эймона: речь идет о четырех сыновьях герцога Эймона (Рено, Гишаре, Аларе и Ришарде), владевших легендарным конем по кличке Байяр. Сыновья фигурируют во многих средневековых рыцарских романах; старший, Рено де Монтабан, упоминается в поэме “Неистовый Роланд” Л. Ариосто и “Хрониках” Ж. Фруассара //Французская семиотика: От структурализма к постмодернизму / Перевод Г. Косикова. — М.: ИГ “Прогресс”, 2000, с. 50. ), я не знаю, с помощью каких экспериментальных наблюдений можно изучать эту работу узнавания; лично я могу похвастаться лишь отрицательными результатами: меня долго преследовало ощущение глубокой неудовлетворенности при чтении русских романов («…после смерти Анны Михайловны Друбецкой овдовевший Борис Тимофеевич Измайлов попросил руки Катерины Львовны Борисич, но она предпочла ему Ивана Михайловича Васильева…»), а в пятнадцать лет мне захотелось разобрать пассажи из «Нескромных сокровищ», считавшиеся неприличными («Saepe turgentem spumantemque admovit ori priapum, simulque appressis ad labia labiis, fellatrice me lingua perfricuit…» [19] «Часто она подносила к устам возбужденный и фонтанирующий спермой член, равно как одновременно и я, прижав губы к губам, ласкал ее языком, занимаясь фелляцией» (лат.). — Из романа Дени Дидро «Нескромные сокровища» (1748), аллегорически изображающий Людовика XV в виде султана Мангогуля из Конго, который получает от духа Кукуфа волшебное кольцо, обладающее свойством заставлять вещать женские гениталии. ).

Искусство текста могло бы основываться на игре между предсказуемым и непредсказуемым, между ожиданием и разочарованием, соучастием и удивлением: примером могли бы служить наличие филигранно манерных оборотов, небрежно осыпанных изысканно тривиальными или откровенно арготическими выражениями (Клодель, Лакан…), еще лучше, отрывок «что же я вас ничем не укостила, может, выбьете юрочку слипёра, лоточек пинца?» (Жан Тардье «Слово за слово») или метаморфозы, которые претерпевает фамилия персонажа Болукра в романе Раймона Кено «Праздник жизни» (Буленгра, Брелюга, Бролюга, Ботюга, Ботрюла, Бродюга, Бретога, Бютага, Брелога, Бретуйа, Бодрюга и т. п.) [20] Мне кажется, для уточнения и прояснения вышесказанного как нельзя лучше подходят две цитаты: первая — из книги «Чепуха в голове» Роджера Прайса: «Книга правильная (не путать с книгой правленой или не правленой) — это книга, в которой издатель вписал карандашом некое количество непристойностей»; вторая — из начала эссе «Нулевая степень письма»: «Эбер не начинал ни одного номера своего ‘Папаши Дюшена’ без какого-нибудь ругательства вроде ‘черт подери’ или еще похлеще. Эти забористые словечки ничего не значили, зато служили опознавательным знаком». (Прим. автора). .

Искусство чтения — не только прочтения текста, но и, так сказать, считывания картины или прочитывания города — могло бы состоять в том, чтобы читать краем глаза, взирать на текст искоса (но здесь речь идет уже не о физиологическом аспекте чтения: как научить наружные мышцы глазного яблока «читать иначе»?).

Шевелить губами при чтении считается неприличным. Нас учили читать, заставляя читать вслух; затем нам пришлось отучиться от этой скверной, как нам объяснили, привычки наверняка потому, что она выдает усердие, усилие.

Когда мы читаем, оказываются задействованы перстнечерпаловидные и перстнещитовидные мышцы, натягивающие и составляющие голосовые связки и голосовую щель.

Чтение остается неотделимым от губной мимики и голосовых действий (одни тексты следует шептать и нашептывать, другие — выкрикивать или чеканить).

Трудно читать не только слепым. Есть еще безрукие: они не могут переворачивать страницы.

Руки служат лишь для того, чтобы переворачивать страницы. Распространение книжного ширпотреба лишает сегодняшнего читателя двух огромных удовольствий: первое — разрезать страницы (если бы я был Стерном, я поместил бы здесь целую главу во славу разрезных ножей: от картонных, которые дарили в книжных магазинах всякий раз, когда покупалась какая-нибудь книга, до бамбуковых, каменных, стальных, в том числе ножей в виде кривой сабли [Тунис, Алжир, Марокко], шпаги матадора [Испания], меча самурая [Япония] и облаченных в кожзаменитель уродливых предметов, которые составляют с другими предметами того же типа [ножницы, подставка для ручек, стакан для карандашей, календарь, блокнот, подложка с бюваром и т. п.] то, что называется «настольным канцелярским набором»); второе, еще большее удовольствие, — начинать читать книгу, не разрезая страниц. Мы помним (ведь это было не так давно), что книги складывались таким образом, что каждые восемь страниц нужно было разрезать: сначала по верхнему краю, а затем, в два приема, по боковому. При таком чередовании восемь первых страниц могли читаться почти целиком без использования ножа; из восьми следующих можно было читать, соответственно, первую и последнюю, а чуть отгибая — четвертую и пятую. Но не больше. Так в тексте оказывались лакуны, которые заставляли читателя томиться в ожидании и уготавливали ему всякие сюрпризы.