Пространство демократии становится все меньше. Центры политической власти и власти капитала считают, что это поможет им победить сопротивление и протесты, которые происходят в отдельных странах. Но они не в состоянии справиться с борьбой, которая скоординирована и готова начаться во многих местах в разных странах одновременно.
Но я бы хотел сделать еще одно дополнение. Если есть большая опасность большой войны мы, европейцы, должны думать, какой выбор мы можем сделать между сторонами. Источник сегодняшних бедствий происходит из Соединенных Штатов. Мы находимся в начале конца американской империи. Большая проблема в том, что американское лидерство и так называемое американское общественное мнение не в состоянии понять этого. То есть принять этот факт. В то же время Соединенные Штаты Америки являются самой вооруженной страной мира. Если мы будем с ними, мы попадем на войну сначала в Иране, а после Ирана – в Китае.
Через пять лет мы будем иметь дело с Китаем, который станет в полтора раза больше. При нынешних условиях на этой планете нет места одновременно для Запада, для Китая, для Индии. И в очень короткое время ситуация станет очевидной для нас.
Мы должны планировать так, чтобы Европа имела возможность препятствовать этому дрейфу. Требуется новое видение международных отношений, соответствующее этой угрозе. Я считаю, что нам нужен очень серьезный сдвиг в наших отношениях с Россией. Европа сама по себе может сделать не очень много. Располагая новым сильным стратегическим партнерством с Россией, Европа может сделать игру.
С другой стороны, мы должны начать реформирование Европы. Как можно скорее. Мы нуждаемся в новом демократическом союзе, свободном от подчинения Атлантическому союзу, независимом по отношению к правилам (а лучше – свободном от правил) американской финансовой системы. То есть нам нужен новый европейский конституционный процесс, радикально меняющий облик нынешнего Европейского Союза. С очень мощным Европейским парламентом, с европейским демократическим правительством, Европейским Центральным банком, который будет зависимым от потребностей европейских народов, но свободным от диктата Международного банка.
Это, конечно, огромная задача. Но я считаю, что нынешний Европейский Союз совсем не подходит для задачи предотвращения войны и спасения от внутренней социальной катастрофы.
Сергей Кургинян ( Движение "Суть времени" , Россия):Я благодарен Татьяне Жданок за приглашение. Она для меня, во-первых, давний друг, а, во-вторых, она герой движения за права человека в Прибалтике. Настоящий герой, настоящий гражданский лидер. И, в-третьих, она блестящий математик. И я, как ни странно, начну с этого.
У нас с Татьяной есть (теперь уже, к сожалению, был) общий знакомый по фамилии Арнольд, который занимался теорией катастроф. Я хочу сказать, что кризис есть что-то прямо обратное катастрофе. В Китае есть понятие «исправление имен». Давайте давать вещам правильные имена. Когда мы говорим «кризис», мы говорим о Шумпетере и определенном типе проблем, то есть о том, что у вас возникают некоторые трудности, с которыми организм справляется, на которые он реагирует, в которые он вводит новые свои ресурсы, которые он преодолевает, и вы выходите на новый виток. Это определенный тип реакции организма на определенные вызовы.
Катастрофа – это нечто совсем другое. Я приведу простейший, может быть, не совсем приятный пример. При воспалении легких или при гриппе может наступить повышение температуры. Соответственно, организм начинает бороться, переламывает некие вирусы, определенное вторжение нездоровых сил и выходит из этого очищенным. Но при онкологии температура не повышается, как известно. Происходит плавная, быстрая или медленная, деградация организма, с которой он практически не борется. Поэтому, когда мы говорим, что происходящее сейчас является кризисом, есть ли у нас доказательства этого как научного понятия? Ведь катастрофа может длиться пятьдесят лет, может – семьдесят, может – сто. Бывают медленно разворачивающиеся катастрофы. Именно академик Арнольд, известный у нас в стране, да и во всем мире, больше всего занимался катастрофами. Он показывал, какого типа эти катастрофы. Почему сразу все происходящее нужно было назвать кризисом? Это нужно было доказать!
Посмотрим теперь, как организм борется с происходящим. Он печатает деньги. Сначала это был способ борьбы, который использовали за океаном. А потом это стало способом борьбы, навязанным Европе. Или принятым Европой (я хочу быть предельно корректным). Но это же не есть способ борьбы по-настоящему?! Нет никакой мобилизации. Нет интеллектуальной повестки дня. Нет ничего, подобного Римскому клубу в далекую эпоху. Все происходит в полусне. Люди обсуждают повестку дня, избегая самых больных стратегических вопросов.
Читать дальше