Сергей Довлатов - Речь без повода... или Колонки редактора

Хапнут завтра Советы какую-нибудь Полинезию. А мы в припадке благородного негодования отменим симпозиум. Какой-нибудь биологический форум по изучению ящериц. Да что там — экспорт устриц приостановим. В общем, не дадим цветка! Пусть мучаются…

С унынием гляжу я на прогрессивное человечество. Паршивую олимпиаду бойкотировать — и то не могли как следует договориться. А если война?

Я знаю, что все народы равны. Знаю, что все они достойны счастья и благоденствия. Да и вообще, какие тут могут быть сомнения?..

Разумом все понимаю. А в сердце живут какие-то необъяснимые пристрастия. И что гораздо хуже — неприятные мне самому антипатии.

Мне трудно избавиться от предубеждения к немцам. Может быть, фашизм тому виной? Но ведь, строго говоря, фашизм итальянское блюдо. А предубеждения к итальянцам — нет. Вот и разберись…

Видимо, есть такое понятие — лицо народа, облик народа. А лица бывают разные. Бывают обаятельные лица, бывают — так себе.

Что же такое — обаяние? Откуда эта способность — без всяких усилий привлекать человеческие души?..

Поляки мне нравились с детства. Даже не знаю — почему. Возможно, благодаря Мицкевичу, Галчинскому, Тувиму…

Что еще вспомнить? Мазурки Шопена? Фильмы с Цыбульским? Смешные карикатуры в журналах? Не знаю. Очевидно — все разом. Обаяние нации…

Рассказывали мне такую историю. Приехал в Лодзь советский министр Громыко. Организовали ему пышную встречу. Пригласили видную местную интеллигенцию. В том числе знаменитого писателя Ежи Ружевича.

Шел грандиозный банкет под открытым небом. Произносились верноподданнические здравицы и тосты. Громыко выпил польской сливовицы. Раскраснелся. Наклонился к случайно подвернувшемуся Ружевичу и говорит:

— Где бы тут, извиняюсь, по-маленькому?

— Вам? — переспросил Ружевич.

Затем он поднялся, раскинул ладони и громогласно воскликнул:

— Вам?! Везде!..

Есть у поэта Бориса Слуцкого такая метафора:

Действительно, есть что-то общее в этих трагических судьбах. Уж как душили русскую поэзию! Как только ее не увечили! Дуэли, войны, лагеря, цензура… Казалось бы, уже и нет ее. И вдруг рождается Бродский!

Так и с Польшей. Делили ее, калечили, топтали. Казалось, сломлен польский дух. Все безнадежно, серо и мертво.

И вдруг такое дело…

Итак, президентом стал мистер Рейган. Заметьте, наша газета еще в июле предсказывала это событие.

Цитирую:

«…Я уверен, что президентом будет Рейган. Мне кажется, именно такого президента требует время…» («НА», «Колонка редактора», № 24, 1980).

Накануне выборов я спрашивал знакомых американцев:

— За кого будете голосовать?

Как правило, мне отвечали:

— Разумеется, за Картера!

Доводы в пользу Картера были однообразны:

«Картер благоразумен и уступчив. Картер обеспечит нам мир…

Рейган же — безрассудная личность. Он слишком воинственно настроен. И потому может начать войну…»

Но война уже идет. Просто американцы этого не знают. Вернее, не хотят этого знать. Не заложников держат иранские фанатики, а военнопленных. Военнопленных, захваченных на юридической территории США.

Их только называют заложниками. Для красоты…

Захват Эстонии называли «добровольным присоединением». Захват Афганистана называют «братской помощью». Какая разница?..

Какая разница — «лицо еврейской национальности» или «жидовская морда»?! Суть-то одна…

Советская экспансия расширяется. Демократия «миролюбиво» уступает свои позиции.

Увы, слабость и миролюбие — понятия вовсе не идентичные. Уступчивость жертвы лишь поощряет насильника.

И только мужество заставляет его сдерживаться. Только готовность к сопротивлению может его остановить.

Недаром сила — единственный аргумент, который признают большевики…

Мои американские друзья — типичные интеллигенты, благородные, начитанные, созерцательные. Им не знакома простая лагерная мудрость:

«Готовность к драке означает способность ее начать. Если к этому вынуждают обстоятельства…»