Андрей Караулов - Русское солнце

Горбачев остановился и взглянул на Шапошникова:

— Ты съешь что-нибудь, Евгений Иванович, я уже позавтракал, я тебе в этом не союзник.

Шапошников не ел.

— Ведь посмотри: вот я Президент, — да? А Россия — суверенна. Она от кого суверенна, я тебя спрашиваю, от Украины, что ли? Они ж говорят: Россия суверенна от центра. А центр это что? Не Россия… так получается? Причем смотри: все решает Бурбулис. Кто такой? Откуда взялся? Окружение сознательно спаивает Ельцина. А когда Ельцин пьяный, он что угодно у них подпишет! Смотри, что он с Чечней решил сделать, — Указ этот! Какое, я тебя спрашиваю, чрезвычайное положение, это ж Чечня, это, значит, сотни убитых, — да?! Звоню Ельцину, он — в дребодан. Нашли Сашу Руцкого, Саша орет: обложить Чечню со стороны гор, блокировать, чтоб никто не вполз и не выполз, — тоже политик, твою мать! А боевики, мне докладывают, собирают женщин и детей, чтоб запустить их на случай сражения, впереди себя. Мы ж с тобой это предвидели! Хорошо, отменили Указ, получил Ельцин по морде, но что творит, что творит! Если не будет центра, если не будет тебя и меня, это ж представить страшно, что они сделают с Россией! Соланки, индус, приехал с визитом, был у меня, провели переговоры, потом он к Ельцину пошел. А тот, значит, наставляет: зря вы, индусы, с Горбачевым связались, у Горбачева нет ничего, в России сейчас я главный, Ельцин, все у меня — нефть, уголь, заводы, фабрики… Давайте, индусы, готовьте с Россией политический договор, а Союз — на х…

Соланки, значит, обалдел; у него ж официальный визит, протокол, а тут выходит, что он ошибся адресом, не туда пришел. Ельцин посадил его за стол, выпили они, значит, за дружбу, вдруг Ельцин как заорет: «Не хотите договор? Ну и катитесь со своим Горбачевым к чертовой матери!» Вот, Евгений, какая дурь. Слушай, мы так Индию потеряем! И процесс этот уже пошел, разлетелся… митинг на митинге… то есть я, Горбачев, буду Президент без страны, а ты, Евгений Иванович, будешь полководец без армии!

Если Шапошников волновался, он зевал. На самом деле ему давно хотелось поговорить с Горбачевым по душам, предельно открыто, но в Кремле он был новичок и не знал, насколько здесь это принято.

— Дальше смотри, — продолжал Горбачев. — Америка против Ельцина, потому что Америка против распада, и мусульман, между прочим, держим только мы с тобой, а когда вырвутся… таджики, например… черт их знает, что они придумают — мусульмане же! Азейба-рджан сразу ляжет под Турцию, это ясно, армяне — пиз.. привет горячий, молдовы будут рваться в Румынию, они у нас оголтелые, сам знаешь, немцы уедут… ну это, допустим, черт с ними, — значит, здесь будет второй Ливан, так я чувствую.

Горбачев остановился, чтобы увидеть, какое впечатление он произвел на собеседника.

«Держава в говне, — подумал Шапошников. — А он… что, только сейчас все это понял?»

— Мы с тобой, Евгений Иванович, я вижу — союзники, вот ты и говори, что делать.

— А какое у вас решение, Михаил Сергеевич?

— Нет… ты скажи, ты.

— А что скажешь, Михаил Сергеевич?.. Я думаю, не так надо было из Германии уходить, — вот что я скажу.

— Нет, ты… погоди, — удивился Горбачев, — погоди про Германию, мы ж с тобой в перспективу глядим, хотя с Германией ошибка вышла, не все ж гладко, но ты пойми: кому я Германию отдал? Немцам. А Польшу? Кому? Полякам. Так что, я преступник, что ли, — ты скажи!

— С «Блек Джека» все началось… Самолет, который до космоса долетает, чудо-самолет… — а сократили…

— По «Блек Джеку» нужен отдельный разговор… нужен разговор. Ты, Евгений, я вижу, не все пока знаешь.

— А перспектива ясная, Михаил Сергеевич. Надо Союз спасать, вот главное.

— Как?

— Честно?

— Разумеется.

— Понятия не имею, Михаил Сергеевич. Нет способа. Не наше это дело, — поправился Шапошников.

— Способ есть, — сказал Горбачев.

Шапошников насторожился.

— А где Вадим? — вдруг вспомнил Горбачев.

Только сейчас Евгений Иванович заметил, что стол накрыт на троих.

Горбачев потянулся к телефону:

— Вадим пришел?

Комната была такая маленькая, что Шапошников хорошо слышал голос помощника:

— Вадим Викторович Бакатин, Михаил Сергеевич, в десять тридцать вошел в ваш кабинет.

— Погоди, а с-час сколько?

— Без четверти одиннадцать, Михаил Сергеевич.

— А… значит, он так там и стоит… Ты пойди… шугани его: пусть сюда идет, чего там-то торчать…

Вошел Бакатин — представительный мужчина пятидесяти лет.

— Разрешите?

— Разрешим, — сказал Горбачев. — Садись, Вадим, наливай чай. Мы вот с Евгением — не демократы, водку, видишь, не пьем.