Борис Зайцев - Дневник писателя

Далее следуют весьма любопытные размышления Зайцева о христианстве, двух его ветвях и о том, что может ожидать христианский мир в ближайшем будущем. «Для русского, православного человека зрелище католицизма очень интересно. Интерес этот серьезный и сочувственный. В сущности, никогда больше, чем сейчас, не ощущалась необходимость сближения, братского союза против общего врага».

Взгляд на отношения христианства и социализма в первой трети XX в. был в целом единым у Католической и Православной церквей: положениям папских энциклик созвучны тезисы, которые высказал еще в 1910 г. богослов В. А. Троицкий (впоследствии архиепископ Илларион, новомученик). Наиболее прямолинейные социалисты открыто заявляли о своей вражде к религии. Так, в постановлении французской социал-революционной партии 1901 г. говорилось: «Граждане члены партии обязываются ни при каких обстоятельствах не выполнять каких бы то ни было религиозных актов совместно с представителями какого-либо вероисповедания». Приведя эту цитату, В. А. Троицкий формулирует позицию церкви: «Представители церкви не заискивают пред социализмом, подобно некоторым „обновленцам“, но решительно отрицают несогласное с христианством. В этом видно уважение и преклонение пред истиной христианской, а если кто не уважает своих верований, тот никогда не научит и других уважать эти верования», и далее отдает должное инициативам церкви католической: «Католическое духовенство, которое отличается именно уважением к своей церкви, давно уже высказалось против социализма и вступило с ним в борьбу» [27] Троицкий В. Христианство и социализм. (На современные темы) // Христианин. Сергиев Посад. 1910. Т. 1. Янв. — апр. С. 77, 84. .

Православие Зайцев воспринимает как более старшую ветвь христианства, перед его взором стоит картина небывалых в истории гонений на веру: «…первому ему пришлось принять и выстрадать Голгофу нынешней эпохи. Странным образом сейчас мы ощущаем себя как бы старше наших западных братьев. <���…>…Величайший, громовой удар антихристианства выпал на долю нашей Церкви». У католиков отсутствует трагедийность, свойственная миросознанию русского человека, пережившего революцию. Определяя дух папского послания словом «бестревожность», Зайцев задумывается, не развернутся ли в будущем гонения и на католическую церковь — вплоть до высылки духовенства из Ватикана. По его мнению, имея общего с православием врага — богоборческие режимы современности (радикалы-социалисты в Испании, коммунисты в России, фашисты в Италии), западное христианство медленно, но неукоснительно также входит в полосу трагедии, однако «в одном можно вполне быть уверенным: с великою твердостью и мужеством встретит католическая церковь гонения».

Мужественному сопротивлению богоборцам, подвигу самопожертвования, гонениям за веру посвящена написанная вскоре после «Гласа Ватикана» следующая глава «Дневника писателя» — «Война». Зайцев делится впечатлениями от посещения павильона Католических миссий, бывшего частью международной Колониальной выставки, проходившей в Париже в 1931 г. Выставка впечатляла своими масштабами, ее посетило около 34 миллионов человек. Были и многие русские эмигранты, о чем косвенно свидетельствуют строки из письма М. И. Цветаевой к А. А. Тесковой от 3 июня 1931 г.: «Нынче на Колониальной выставке (весь Париж перебывал, я — кажется — последняя)…» [28] Цветаева М. Спасибо за долгую память любви…: Письма к Анне Тесковой. М., 2009. С. 189.

Озаглавливая свой очерк, Зайцев имеет в виду войну с силами зла, которую ведет Церковь на протяжении веков: «…кровь проливается в ней лишь одною стороной. Другая претерпевает и несет свое оружие: Крест, Распятие, Евангелие, школу, больницу, борьбу против рабства. Генеральный штаб этой армии — Рим». Автор рассказывает об экспонатах, о миссионерской деятельности католической церкви, о подвиге милосердия, когда тысячи юношей и девушек отправляются в иные страны, чтобы послужить больным и немощным, научить вере, в безвестности и смирении сложить свои головы. Однако картина эта воспринимается автором не однозначно-идиллически. В порыве ехать в чужие страны Зайцев видит молодой порыв, романтический восторг, готовность «биться за веру среди диких». Но в самой стране, во французской глубинке вера в упадке, а людей, готовых вести миссионерскую работу среди убожества, власти лавочников и мещан, — не находится. Зайцев приводит свои свидетельства: «Наши крестьяне, на берегах Марны, складывали скирды пшеницы, жгли какие-то кучи, заходили в бистро. На Успение, 15 августа, никто, даже заезжий на велосипеде аббат, не служил в церкви». В современной французской провинции, номинально католической страны, он видит «убожество, тесноту и мрак духа».