В этот раз наступление было организовано лучше. И тот бой, в котором участвовал его полк, был единственным за несколько суток. И раненный в этом бою был тоже один.
— За ходом операции следил командующий ВВС генерал Колодий. Он сидел вместе с комбригом. Говорили за жизнь, о том, о сем… И командующий вдруг вспомнил: «есть у меня наводчик Бурков, у него отец как раз здесь погиб, я ему сегодня последний раз на операцию разрешил идти. Вернется, возьму к себе в штаб, не пущу больше на боевые». И вот только он закончил эту фразу, в эфире появляется: ранен Бурков…
* * *
Когда тащили к вертолету, появилась боль. Левая нога висела на мышце и постоянно цеплялась за камни. Чтобы обезопасить её, Бурков выставил вперед правую, из которой торчала кость.
Потом, когда поднимали по лесенке, нога тоже цеплялась за ступеньки, но прикрыть её он уже не мог. Вот тут боль пришла уже по-настоящему.
…………………………………………………………………………
Ближе всего был Баграм, но повезли Буркова не туда, а в медсанбат под Кабулом. Колодий специально отыскал лучшего хирурга-травматолога в Афгане.
— Про него так говорили: если Кузьмич скажет, что надо голову отрезать, а потом пришить — без проблем, Кузьмичу верь. Чем-то он мне напомнил Феликса Эдмундовича. Высокий, худощавый. И вот когда я его увидел, мне почему-то стало так спокойно… И я вырубился.
* * *
Очнулся утром. Откинул одеяло — остатки ног в гипсе. Его ног, которых больше не было.
— Но я тогда не сломался, сумел зацепиться за жизнь. Уже не думал — как такое могло случится, как я буду жить дальше. У меня только один образ был — я теперь как Маресьев! Я ведь тоже летчик, чем я хуже? Рукой махнул — а, думаю, и хрен с ними! Новые сделаю! И сделал…
Он опять улыбается.
Заново вставать на ноги было мучительно тяжело, даже просто посидеть полчаса в протезах — ноги начинали ныть. Но поблажек себе Бурков не давал. Понял — если будет себя жалеть, на ноги никогда не встанет. Решил: надо поставить себя в ситуацию, когда хошь-не хошь, а иди. И уехал в Питер в протезный институт — один, без сопровождающего — и провел на ногах почти сутки.
— Ноги были просто деревянные. И наступил момент, когда я встал посреди улицы и не мог сделать уже ни шагу. Надо сесть. А где? Ни лавочки, ничего. И я пошел дальше… И вот так, шаг за шагом я научился ходить заново.
Ходить он научился так, что протезы не выдерживали, летели один за одним. Металл сыпался от той скорости жизни, которую он себе назначил. На искусственных ногах Бурков стал бегать, танцевать, играть в волейбол, ездить на велосипеде, прыгать с парашютом и пилотировать самолет. Да-да! Вторым Маресьевым он все же стал — каждый год Валерий Бурков приезжает на аэродром и поднимается в небо.
— Я не о чем не жалею. У меня осталась только одна мечта. Правда, он неосуществима, конечно, но чем черт не шутит. Я бы, кстати, на месте государства меня запустил бы — впервые безногий… К тому же я летчик, обучать меня надо меньше, чем остальных. И вот я думаю — если б мне сказали: “на Марс без возвращения”, а и черт с ним, полечу!
За прошедшие после ранения двадцать лет Валерий Бурков успел дослужиться до звания полковника, написать “положения о группах боевого управления авиацией”, которые были приняты Министерством обороны и по которым училось воевать целое поколение авианаводчиков (ничего подобного в армии до него никто не делал), стать Героем Советского Союза, организовать фонд “Герои отечества”, поработать Председателем общества инвалидов и стать Советником Президента по вопросам социальной защиты лиц с ограниченными возможностями. Под его началом были разработаны “Указ о реабилитации инвалидов”, “Указ о безбаръерном пространстве”, поправки в строительные нормативы.
— Ельцин произвел на меня впечатление человека думающего. Во всяком случае, нам он ни разу не отказывал. Все что мы просили — все получали.
Совмещать работу приходилось с общественной деятельность — жили Бурковы тогда в Монино, подъем в 6 утра, полтора часа на электричке, а после службы — обход “подопечных”. Он встретился со всеми “афганцами”-инвалидами 1 и 2 группы, не забыл ни одного.
— Личный пример помогает зацепиться за жизнь лучше всякой психотерапии. Мне в госпитале постоянно приносили книжки, как люди вставали на ноги Я потом уже, через двадцать лет, сам ходил в госпиталь к чеченским ребятам. У меня там доктор знакомый работает. Он мне звонит: приезжай, еще один жить не хочет. Я вечером, чтобы никто не видел, приезжаю, переодеваюсь в госпитальную пижаму, утром на коляске выезжаю в коридор, езжу по палатам, знакомлюсь с ребятами, за жизнь, то да се. Чтобы меня запомнили — я такой же безногий, как и они. А вечером надеваю протезы, парадный китель, и как ни в чем не бывало без палочки забегаю к ним в палату — “так, ребят, я в магазин, кому чего купить?” У них глаза по полтиннику. Все. Лучшее лекарство. Я потом по телевизору видел, как один из них начал прыгать с парашютом — мне вот Бурков помог, чем я хуже его?
Читать дальше