Андрей Рудалёв - Жизнь по чужим лекалам

Найти, приехать и забрать? Поступок, но он выльется в лишний повод тебя же окончательно очернить, и после этого ты уж точно никого не увидишь.

Полная безнадега. Что делать? Ждать и надеяться? Лелеять мысли, что по прошествию лет дочь сама все поймет и придет ко мне? А если не так, а если ей будут ежечасно капать о плохом отце, которого нет рядом? А если потом она пройдет мимо и не взглянет в мою сторону?..

У меня отобрали дочь. И в этом цивилизованном обществе, я совершенно не знаю, что делать. И в этом цивилизованном обществе, я понимаю, что у меня, у отца — нет никаких прав.

Когда я говорю людям, далёким от литературы, что балуюсь литературной критикой, как правило, первым делом цепляются за слово критика: «Всё критикуешь…», «Всё бы тебе критиковать», «Кого критикуешь?» — традиционно слышится в ответ. Реплики эти заправлены нескрываемой снисходительной иронией. Критик, филателист, собиратель гербариев, скорее всего, занудный тип, из меньшинств, благо не секс… Наши братья меньшие, короче.

Я вовсе не осуждаю этих людей. Литература для них что-то из разряда балета. То же баснословное с набором клише: «Лебединое озеро», балетные пачки, обтягивающие трико у мужиков или не мужиков вовсе… Заунывно-занудное, в общем. Раньше мечтал и планировал «приобщать». Всовывал журнальчики со своими заметками, которые, как рекламно-брошюрный спам, забрасывались куда-либо. Насильно мил не будешь, и моё такое литературное миссионерство дало задний ход. Другой состав почвы, который не принимал мои зёрна.

Рассуждая о чтении и читателях, в своей колонке в журнале «Медведь» Захар Прилепин пишет, что некоторые форбсоносные наши соотечественники были замечены в качестве книгочеев. Возможно. Но, к примеру, Михаил Прохоров как-то, занявшись правыми делами, в телеинтервью заявил, что не читает художественную литературу. Не потому, что с вершин его двухметрового роста она кажется мелкой, а потому, что с его знанием жизни и опытом всё, о чём пишут в книжках — совершенно неинтересно. Хотя и поддерживает сестру, её издательство, журналы. Зачем, если нет в этом смысла? Или этаким образом снисходительно за щёку треплет да на табурет ставит, вдруг, в конце концов, всё же басню расскажет, потешит?..

Литература — это то, что интересно, она должна быть интересной и занимательной — таков основной тренд дня. Художественная литература, как мы знаем ещё со школьной скамьи, должна обладать ещё чем-то большим. Особой неотмирностью. Писатель должен быть чудаковатым и, возможно даже, придурковатым в стиле «Гениальности и помешательства» Чезаре Ломброзо. Но зачем посюстороннему и прагматичному человеку весь этот головняк? Хоть он живёт и не в режиме братков-быков, но ему нужны реальные цели и понимание конкретного их выполнения. А что будет, если он начнёт в себе «чёрную обезьяну» высматривать? Всё дело насмарку. Нет уж, тут лучше к психоаналитику сходить, надёжней и под контролем, а то вместо задач и целей подхватишь традиционную отечественную сорокоградусную лихоманку…

Вот и получается: или-или. Или строишь себя и делаешь карьеру, или литературно рефлектируешь. Вот и получается, что чтение нецелесообразно, в том числе своей времяёмкостью и нерентабельностью. Читать неинтересно — потому как я сам много видел; это удел других — я живу в реальной плоскости; удел других — тех, которые мне перескажут. Перескажут — сделают краткое изложение, снимут фильм, изложат доступным языком и покажут в ток-шоу по ТВ, сделают пресс-релиз — то есть визуализируют, переведут на доступный мне язык образов-клипов, сделают более конкурентоспособным.

Вот и получаются, что «чтецы», если они не закопались в своей личной норе, — это не высшая и не низшая каста. Они воспринимаются как обслуга, которая, переваривая текст, какую-либо информацию в удобоваримом виде поставляет наверх и пытается восполнить аппетит в зрелищах для низа. Об этой новой системе координат высказался прозаик Сергей Самсонов в своём романе «Аномалия Камлаева»: «слуги и господа поменялись местами и в которой сочинитель музыки или стихов никогда не сравняется по известности и доходам с парикмахером, портным или цирюльником»…

Вот и в рассуждениях Захара Прилепина начитанность «чикагских мальчиков» где-то в прошлом. Конечно, они подвинут роботизированных чиновников, но не за счёт того, что читают активно в настоящем, а потому как имеют хорошую базу, отличное образование, как сорбонское у Пол Пота. Обладали любознательностью, которая поощрялась: полетит ли муха, если оторвать одно крыло, а два? У меня тоже есть такой школьный друг: начитанный, эрудированный, много знающий наизусть, сейчас же, мягко говоря, экстремальный товарищ, выжимающий жизнь, как губку, в поисках адреналина…