Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы

После революции победители с окраин хлынули в столицу. Но если латышей, кавказцев, якутов и прочих удерживали их земли, их корни, то евреи покидали свои местечки без сожаления. Тем более там, где они находились, несколько лет шла Гражданская война, случались погромы и пр. Крупные города и, в частности, Москва стали их прибежищем и добычей. Если в России и при черте оседлости существовал антисемитизм, то можно себе представить, что началось, когда евреев в Москве стало больше, чем конопатых.

Конечно, можно говорить о том, что все люди равны, что все они братья и т. д. Но куда девать расовые, национальные, религиозные различия? Куда, наконец, деть человеческий инстинкт самосохранения, который неминуемо срабатывает, когда в твою миску, и без того пустую, тянется ложка чужого, непонятного тебе человека? Тут лозунгами и общими фразами ничего не объяснишь. Туг как минимум должны быть душевная совместимость, желание помочь, любовь и уважение. Ничего этого не было в отношениях между коренным московским населением и прибывшими в Москву евреями. К тому же, как нетрудно было заметить, евреи заняли многие должности в советских учреждениях, в частности, в карательных органах, в торговле, общественном питании, медицине, искусстве и журналистике. В 1924 году, например, председателем Уголовной коллегии Верховного суда СССР был Сольц, председателем Кассационной коллегии по уголовным делам — Гайлис, а членами коллегии — Загорье и Глузман. Председателем Кассационной коллегии по гражданским делам — Нахимсон. Госбанк СССР возглавлял Шейнман, а членами его правления были Аркус, Блюм, Берлацкий, Коган, Каценеленбаум, Шлезингер, Шер, Михельман.

Конечно, в этом свою роль сыграли не только природная напористость евреев и их взаимовыручка, свойственная национальным меньшинствам вообще, но и распространенная среди них грамотность.

Неудивительно, что представители коренного населения, замученные теснотой коммунальных квартир, бесконечными очередями, террором ГПУ, всю накапливаемую такой жизнью злобу и ненависть обрушивали на евреев. В них видели причину всех бед, они стали олицетворением всего зла, творимого в стране.

Газеты, особенно в конце двадцатых — начале тридцатых годов (экономическое положение страны тогда было особенно скверным), нередко сообщали о фактах насилия в отношении евреев. Писали, например, в 1928 году о том, как некто Белов ворвался в квартиру Бретана и с криком: «Нужно жидов убивать!» — избил ее хозяина, а Корнеичев налетел на врача Мясницкой больницы Гдалина с криком: «Бей жидов!» — сбил его с ног и нанес удары. Сообщали о том, как братья Филатовы избивали евреев, живших в доме 37 по Нижнекрасносельской улице.

Рост антисемитизма не мог не волновать власти. Бороться с антисемитизмом в стране, население которой исповедует антисемитизм как религию, так же трудно, как гоняться за вором на многолюдной площади: то налетишь на кого-нибудь, то тебе ногу подставят, то ребенка толкнешь. В борьбе с антисемитизмом видели два пути: первый — это репрессии, второй — улучшение условий жизни народа, вызванное успехами социалистического строительства. Первый путь хоть и выглядел радикальнее, но еще больше озлоблял население и загонял болезнь внутрь; второй казался длиннее, чем путь до погрома, и на него не очень-то рассчитывали.

Был еще третий, и не то чтобы путь, а так — тропинка в пустыне. Заключался он в политическом и идеологическом воспитании. Газеты, журналы, лекции и даже диспуты были призваны бороться с этим пережитком проклятого прошлого.

18 мая 1919 года газета «Правда» в заметке «Антисемитизм и Советская власть» писала: «…Советская власть должна очистить ряды своих служащих от антисемитов, а таковые, к сожалению, встречаются среди всякой нечисти, примазавшейся к Советской власти…»

В декабре 1926 года в Большом зале консерватории состоялся диспут об антисемитизме. Выступал на нем вернувшийся из эмиграции сменовеховец Ключников, который требовал восстановления равенства русских с евреями. Он, в частности, сказал: «Мы, русские, дали самоопределение другим народам, мы дошли в самоотречении до упразднения слова «Россия»… У нас есть не антисемитизм, а задетое национальное чувство русских, с одной стороны, и болезненная чувствительность евреев — с другой». И еще сказал профессор Ключников: «В Москве не было бы жилищного кризиса, если бы сюда не приезжали евреи… слишком много евреев в Москве».

Эти заявления профессора возмутили его оппонентов. Выступивший на диспуте Ю. Ларин посчитал, что национальное чувство Ключникова задето отменой царских законов против еврейских рабочих, которым раньше запрещалось жить в русских городах. Если бы в этом тезисе Ларина не было слова «рабочих», он выглядел бы вполне убедительно, как и другой, не менее железный: «…белогвардейцы говорят, что и Ленин еврей…» В общем, на диспуте было много народа, много шума, но все остались при своем мнении. Кто может что-то воспринять и усвоить в такой свалке?