Людмила Сараскина - Пушистые и когтистые компаньоны человека у Достоевского

Образ «вечно спящих кошек», одолженный Достоевским молодому герою, делает честь его художественной наблюдательности. Но откуда было ему знать, что кошка действительно спит две трети своей жизни? Она стережет, ловит, созерцает, играет, ест, спит, дремлет и ей совершенно незачем делать что-то еще.

Домашние коты и кошки — неизменный атрибут быта; они входят в перечни движимого имущества своих хозяев, наряду с канарейками, попугаями, собаками, коровами, курами, утками, лошадьми. «Маменька… доказывала, что имения его (Егора Ильича Ростанева. — Л.С. ), двухсот пятидесяти душ, и без того едва достаточно на содержание его семейства (то есть на содержание его маменьки, со всем ее штабом приживалок, мосек, шпицев, китайских кошек и проч.)» (3; 6). Странно, однако, встретить у генеральши Крахоткиной среди вполне заурядных мосек и шпицев китайскую кошку — существо асоциальное, неприручаемое, живущее, как правило, среди дикой природы, на склонах гор или в зарослях кустарников. Китайская кошка, обитающая в барском имении села Степанчикова, кажется вполне подходящей компанией только для честолюбивого тирана и деспота Фомы Фомича Опискина, которого тоже в конце концов удастся приручить и привести к общему знаменателю — так же как и пресловутую felis bieti.

С внимательным интересом прочитаем фрагмент рассказа «Чужая жена и муж под кроватью».

«Под кроватью последовала легкая борьба, и Иван Андреевич умолк.

— Душенька! что-то здесь как будто коты шепчутся?

— Какие коты? Чего вы не выдумаете?

Очевидно, что супруга не знала, о чем разговаривать с своим мужем. Она была так поражена, что еще не могла опомниться. Теперь же она вздрогнула и подняла ушки.

— Какие коты?

— Коты, душенька. Я намедни прихожу, сидит Васька у меня в кабинете, шю-шю-шю! и шепчет. Я ему: что ты, Васенька? а он опять: шю-шю-шю! И так как будто всё шепчет. Я и думаю: ах, отцы мои! уж не о смерти ли он мне нашептывает?» (2; 69).

Кота Васеньку читатель так и не увидит: он персонаж внесценический. На него — как на отсутствующего — взвалят напраслину, заподозрят в темных и грязных делишках. «Что это, душечка, Амишка всё лает?.. Там, верно, мыши, или кот Васька сидит. То-то я слышу, что всё чихает, всё чихает… А ведь у Васьки-то сегодня насморк» (2; 75), — говорит законный хозяин кровати, под которой залегли два непрошеных гостя.

События рассказа о нелепом ревнивце-муже, который в поисках ветреной жены попадает в чужую квартиру и под чужую кровать, вращаются тем не менее вокруг ни в чем не повинного Васьки. Кота несправедливо обвинят в гибели песика Амишки, любимца хозяйки, случайно придушенного под кроватью одним из гостей. «Не может быть, чтобы Васька там съел его. Нужно высечь Ваську, мой друг; его, плута, уж целый месяц не секли. Как ты думаешь? Я посоветуюсь завтра с Прасковьей Захарьевной» (2; 76). Но даже когда истинный злодей, подкроватный ревнивец, будет изобличен, хозяин останется в тех же мыслях: «Я вот Васьки-кота всё не отыщу. Не встречались ли вы с ним, когда под кроватью сидели?

— Нет, не встречался, ваше превосходительство; впрочем, очень рад познакомиться. И почту за большую честь…

— У него теперь насморк, и всё чихает, всё чихает! Его надо высечь!

— Да, ваше превосходительство, конечно; исправительные наказания необходимы с домашними животными.

— Что?

— Я говорю, что исправительные наказания, ваше превосходительство, необходимы для водворения покорности в домашних животных» (2; 80).

Какой, однако, богатый подтекст. Кот, конечно же, совершенно ни при чем: измученный ревностью муж мечтает только о водворении покорности у своей неверной жены… Кот же нуждается только в любви и ласке.

Людям, однако, свойственно сваливать на бессловесных и безответных тварей свои грехи и провинности. «А намедни, что чашку разбила и попрекать изволили, так это не я, — оправдывается кухарка Мавра в повести «Слабое сердце», — это кошка Машка разбила, а я не догляди за ней; брысь, говорю, проклятая!» (2; 41).

Но еще занятнее, когда коты и кошки выведены на авансцену и показаны как бы изнутри своей жизни. Как лихо изображают они своих хозяев, как умело подражают им! Достоевскому, редактору журнала «Время», часто приходилось, читая и рецензируя текущую литературу, изнывать от скуки. «Беспрестанные переливания из пустого в пустое, частые повторения одного и того же заставляли нас иногда зевать, и широко зевать, но вдруг явится какой-нибудь кот или ворона какая-нибудь, и зевота унималась, — признавался рецензент. — Кого не рассмешит и еще более не порадует вот хоть такое место: