Олег Попцов - Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Предположение федерального прокурора, что боевики располагают хорошо отлаженной агентурой внутри чеченских правоохранительных органов, внутри власти исламских боевиков, поражает наивностью. Об этом сегодня не говорит только глухонемой. Увы, боевики, которые сейчас, в 2010 году, когда я правлю свою рукопись, сменили «кожу», уже интернационализированы, имеют агентуру и в федеральных войсках, и, похоже, в федеральных органах МВД, и неплохие тылы в Москве. В общем, как заведено в мире: предают «свои». Предают не из убеждений, а за деньги.

Так что в историю 2002 год уходил не только под звон бокалов разного рода праздничных приемов и ужинов, организованных разного рода властью.

Парламент отбыл на зимние каникулы. Ряды чиновников тоже изрядно поредели, наступила зимняя пауза и в законодательном зуде и в бесконечных словесах о благе народа. Все на стыке старого и нового годов как бы замирает: финансовая, деловая, парламентская жизнь. Череда праздников и на Западе: сначала Рождество, затем Новый год. У нас — наоборот. Впрочем, радость свободным нерабочим дням всеохватна. И даже для тех, кто брюзжит: «Нет, в этой стране работать не умеют и не хотят. Промышленность загибается, а они отдыхают». Употребление определения «эта» по отношению к собственной стране вполне осмысленно. Таким образом, персонаж, выражающий недовольство, обретает исключительную отрешенность и от самой страны, которая настолько непривычно и неприглядно изменилась, и от себя: та же страна для таких персонажей перестает быть «нашей» или «моей», потому что ее изменяют без их участия. Образ такого персонажа для меня на исходе 2002 года вырисовывался отчетливо. Ругая коммунистов, которые «позволили» и «приговорили», демократов, которые «развалили» и «разворовали», Ельцина, который «все пропил», Путина, который не поймешь, кто есть на самом деле, «погрузил себя в собственную осторожность и выжидает», уже означенный персонаж доходит в своем раздражении до «пьяниц — друзей» и «злобной тещи». Надевает куртку. И вопреки всем дорвавшимся до безделья, не направляется на работу. А достает ошейник и, предварительно пропустив стопку-другую припасенную к празднику, идет гулять с собакой. Гуляя, отмечает, как хорош падающий с небес снег.

Непривычна белизна двора по причине всего того же снега, аккуратно скрывшего весь собачий помет, которого на этом самом дворе в изобилии. Не без удовольствия жмурится, сделав паузу в поруганьях всех и вся, глубоко вдохнет морозный воздух и, словно не доверяя самому себе, тотчас выдохнет. Хорошо-о-о!!! «И завтра тоже свободный день», — думает он, и послезавтра. Щеки охватывает холодом, и он опять бормочет: «Мороз-то ошалел! Мог бы и убавиться! Так ведь и носа на улицу не высунешь, и кому нужны тогда эти выходные».

На телеэкране танцуют и поют. Иногда стреляют, режут или выбивают кулаками зубы, Впрочем, танцуют и поют обильнее — все-таки праздник! Новый год. А позже — Рождество. Телеканалов больше, чем раскрученных шоу-звезд. На экранах одни и те же, одни и те же. Да и одно и то же, в принципе. Даже верстка и подбор новостей в информационных выпусках всех каналов — до унылости одинаковы. В итоге, и веселье, и новости — многоразового пользования. Впечатление от всего этого жутковатое. Хотя замечу, что телевидение в родном Отечестве с того, 2003 года практически не изменилось.

Много причин. Во-первых, «раскрученных» на телевидении кратно больше, чем талантливых. Во-вторых, уровень массовой культуры опустился ниже пояса в прямом и переносном смысле. Ее уровень определяет не композитор, режиссер, а прода-вец, который сплошь и рядом появляется, рожденный не внутри культуры, даже массовой, а вне ее, из толпы. Толпы бизнеса, а еще чаще — рядом с бизнесом блуждающей толпы. Культурный уровень этих самопальных продюсеров, менеджеров удручающе низок, поэтому и товар они выбирают под себя и себе подобный весь тот мир. Мы боимся об этом сказать вслух: на наших глазах открываются ворота в мир дебилов. И ни кто-нибудь, а телевидение открывает, если не широко распахивает, эти ворота. Но телевидение не желает оказаться крайним: сначала низвергнув толпу до уровня массовой убогости, визжит: «вот, видите, им это нравится. Они не кричат: «Нет!» Они кричат: «Да, да, да! Мы вместе с ними, мы с большинством. Кто вправе нас упрекать, что мы с большинством общества?»

С большинством народа, общества. Вы же не будете спорить: зрители — это народ? Хорошая фраза. А кто сегодня с большинством общества? И как сегодня соотносятся эти два общепризнанных понятия: большинство и меньшинство?