Ирина Горюнова - Современная русская литература - знаковые имена

Полынно-горьки обнажающие скорбь строки Виталия Амурского, посвященные памяти поэта-авангардиста Геннадия Айги:

Поэзия Амурского — это сама жизнь во всей ее многогранности и многоликости, оркестровом звучании и соло. Горькая, вымученная, рожденная с болью и любовью к этому миру во всех его, порой неприглядных, проявлениях. Это время звучания слов, доносящихся через расстояния, как полет звука и света в космическом пространстве, летящих к этой земле. Авось долетят. Будут увидены. Услышаны. Поняты. Прочувствованы. Пока у поэта хватает «веры в слово, как в чудо».

Владислав Дорофеев «Вечерник». Авторский сборник. СПб.: Коло, 2007.

Звонит мне тут на днях главный редактор и говорит:

— Ира, мне нужна рецензия на книгу стихов в следующий номер журнала.

— Без проблем, — отвечаю, — схожу в магазин, куплю.

Заезжаю в один из крупнейших магазинов «Москва», и в мои руки попадается книга Владислава Дорофеева «Вечерник», выпущенная издательским домом «Коло» в 2007 году в Санкт-Петербурге. «Ну, ладно, пусть будет эта, — думаю, — какая разница, значит, судьба». В сведениях об авторе написано, что он поэт, писатель, журналист, работал главным редактором и директором ряда СМИ. Согласитесь, это о чем-то говорит и предполагает, что автор — человек достаточно культурный, талантливый, интересный.

По дороге домой листаю книгу, пытаюсь вчитываться в строки и прихожу в ужас. Предисловие, написанное лично автором, с самого начала запутывает своей псевдорелигиозностью и обилием повторяющихся слов, хаотичностью мыслей и перескакиванием с одного предмета на другой, а также чрезмерной пафосностью и многословием. Вот, например: «Поэзия — высшее из искусств, по одной простой причине, образ — это всегда азарт истины и ближние подступы к мировым законам… в основе поэзии — библейский язык небесного откровения, которое дается только людям крайне, предельно жертвенным, коими всегда были пророки, а в православной классификации — святые, преподобные отцы…» М-да, господа, неужели уважаемый автор претендует на звание пророка, пиша духовные стихи? И к чему такие высокопарные слова о поэзии? Ну ладно, в конце концов, у каждого свои недостатки, как говорил один небезызвестный миллионер в фильме «В джазе только девушки». Оставим в покое предисловие с его выражениями «ратная брань на жизнь и смерть», «хаос и бренность», «блаженны нищие духом» и т. п. и перейдем, наконец, к поэзии.

Первое же стихотворение приводит меня в ступор:

Вот уж действительно, прости Господи, бред. Ну, начнем с того, что вряд ли израненного человека будет тянуть со двора, из дома, не пойми куда, ему бы в кроватку или на худой конец к врачу… И как может крест полоскаться? Это что — тряпочка? Вроде бы нет, гм. Какие звери, почему безликие, куда тянутся, что за непреходящий кошмар? Это что, ночь перед Рождеством? И почему грех превращается в бред? Судя по всему, контакт автора с реальным миром весьма и весьма затруднен, раз у него так все… непросто… Читая дальше, понимаешь, что не только со смыслом и восприятием бытия — с рифмами автор тоже не особо дружен, а иногда их попросту не существует: «никогда-двора», «марево-валится», «крест-небес», «тянутся-жалости», «сна-дня», «нежной и-надеждой», «душа-свеча», «гроз-звезд» и т. п.

Смущают меня также строки: «Стебли икон безвозвратно в тело мое прорастут», «Бьется в могильной раме сердце Угодника Николая», «Под невидимой луной пахнет потом и мочой», «Отказавшись от отцов, никогда не видел снов, — гадкий маленький горбун, импотент и подлый лгун», «Под брутальною звездой мой народ рожден лихой», «Все святые хороши — ты уж с ними не греши», ну и т. д. Короче, что ни строка, то перл… да еще какой!