Анатолий Вассерман - Скелеты в шкафу истории

В 1840-м Виктория вышла замуж за двоюродного брата – Альберта герцога Саксен-Кобург-Готского (1819–1861). За два десятилетия брака родилось 9 детей. Породниться с могущественнейшей монархией хотели многие. Виктория получила неофициальное прозвище «бабушка Европы».

Младший из её двоих сыновей Леопольд герцог Олбанский (1853–1884) оказался гемофиликом и в своей хромосоме X передал этот ген дочерям. Его же получили – и передали части своих детей – две дочери самой Виктории – Алиса (1843–1878) и Беатриса (1857–1944).

Устройство генетической мины тогда было ещё неведомо. Только в 1856-м Иоганн Грегор Мендель (1822–1884) – монах (с 1843-го) августинского монастыря святого Фомы в Брюнне (ныне Брно в Чехии) – начал опыты по скрещиванию разных сортов гороха, неопровержимо доказавшие существование неделимых единиц наследственности – генов. Полную же структуру генетических механизмов устанавливали ещё век. В эпоху же Виктории порядок наследования гемофилии был определён только генеалогической статистикой. Поэтому внучатый племянник Виктории наследник российского престола Николай Александрович Романов (1868–1918, в 1894–1917 император Николай II) без особых опасений предложил руку и сердце Алисе Виктории Елене Луизе Беатрис Гессен-Дармштадтской (1872–1918, с 1894-го в православии Александре Фёдоровне) – дочке Алисы, внучке Виктории.

Трудно сказать, был ли ген гемофилии у кого-либо из дочерей августейшей четы – Ольги (1895), Татьяны (1897), Марии (1899), Анастасии (1901): все они были вместе с родителями расстреляны большевиками, опасавшимися консолидации антикоммунистических сил вокруг императора, пусть и отказавшегося от прав на престол. Сын же Алексей (1904), увы, этот ген унаследовал.

Тогдашняя медицина была бессильна. В лучшем случае удавалось пережать сосуды на время, необходимое для срабатывания медленных вспомогательных механизмов свёртывания. Суставные же кровотечения и вовсе причиняли мальчику такие мучения, что зачастую его носил на руках специально приставленный силач – матрос Деревянко.

Родителям оставалось надеяться на чудо. При дворе постоянно мелькали мистики, включая совершенно откровенных шарлатанов. Дольше прочих задержался крестьянин Григорий Ефимович Новых (1872–1916), более известный как Гришка Распутин. Вопреки расхожим в ту пору слухам, он обрёл придворную популярность вовсе не постельными подвигами: по этой части он давал себе волю далеко за стенами императорских дворцов. Просто его сектантские жесты и распевы порождали у Алексея нервные спазмы мышц и сосудов: кровотечение приостанавливалось без врачебного вмешательства.

Увы, даже Распутин – не чудотворец. Болезнь то и дело ставила Алексея на край смерти. В постоянной панике за судьбу сына «интеллигент на троне» уделял государственным делам куда меньше внимания, нежели следовало в кризисной обстановке стремительного (и весьма неравномерного) развития мира на рубеже XIX–XX веков. Похоже, если бы Алексей унаследовал от Александры вторую хромосому X, судьба России могла пойти совершенно иначе.

Даже отрекаясь от престола, Николай сделал юридическую ошибку, порождённую беспокойством: он отрёкся и от имени Алексея, на что не имел права. В результате младший брат императора Михаил Александрович (1878–1918) стал не регентом (чьи права и обязанности чётко определял закон) при малолетнем Алексее, а сомнительным претендентом. Поэтому он отказался принять престол – и дворцовый переворот, имевший целью только замену слабовольного вождя грамотным и решительным (Михаил искренне увлекался вождением автомобилей, что в ту пору требовало не только немалых технических знаний, но и сильной воли, и завидной реакции, и умения одновременно отслеживать десятки процессов, беря на себя немалую нагрузку, ныне лежащую на автоматике), необратимо перешёл в революцию (в конечном счёте убившую руками большевиков и Михаила, и Николая, и Алексея: царское чадолюбие никого не спасло – известно, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями).

Правда, это случилось через целых 16 лет после смерти виновницы болезни Алексея – Виктории. Её же собственное правление запомнилось как самая долгая эпоха благополучия и стабильности (даже невзирая на трудную Крымскую войну, бессчётные колониальные захваты и мятежи, баснословную нищету народных низов). Одной из опор благополучия, похоже, стало трагическое решение, принятое вскоре после того, как стала очевидна гемофилия принца Леопольда. Виктория, судя по всему, пришла к тому же жёсткому выводу, до какого дошли древние вожди евреев. Пусть лучше принц умрёт на 8-й день после рождения от невинной на первый взгляд операции, чем годами – а то и десятилетиями, как Леопольд – отравляет жизнь окружающим тревогой за его судьбу (и, возможно, передаёт своё несчастье следующим поколениям).