Анатолий Вассерман - Скелеты в шкафу истории

Итак, последствия любой смуты почти не зависят от исходного повода к массовому признанию нелегитимности существующей системы государственного управления. Они всецело определяются самим фактом разрушения этой системы и принципиальной невозможностью мгновенного признания легитимности (не говоря уж о технических трудностях формирования) какой бы то ни было новой системы того же назначения.

Всякий, кто отрицает право существующей власти на само её существование, кто призывает к немедленному её уничтожению, кто повторяет формулу Эжена Потье «весь мир насилья мы разроем до основанья», в конечном счёте открывает путь насилию (а заодно и голоду, и неравенству) несравненно худшему, нежели то, кое тщится отменить. Сколь ни преступна сама власть – её низвергатели куда преступнее. Даже если их намерения столь же чисты и благородны, как у Мирабо с Робеспьером или Родзянко с Шульгиным, не говоря уж о Касьянове с Каспаровым. Таковы неоспоримые выводы из исторических фактов, отобранных Егором Тимуровичем, и убедительного анализа, проделанного им буквально в последние месяцы трагически оборвавшейся жизни. Будем достойны этого завещания великого реформатора.

[84]

Вскоре после безвременной смерти Егора Тимуровича Гайдара «Известия» опубликовали мою заметку о неожиданном для многих антиреволюционаризме его последней крупной прижизненной публикации. Собранные выдающимся реформатором факты и аналитические выкладки приводят к однозначному выводу: сколь ни преступен правящий режим – его мгновенное падение порождает последствия столь разрушительные, что революция сама по себе оказывается едва ли не тягчайшим преступлением перед обществом.

В ходе обсуждения этой заметки мне не раз указали: случается, что правители всё же хуже любой революции. Так, красные кхмеры под чутким идейным руководством бывшего студента Сорбонны за несколько лет истребили более двух миллионов камбоджийцев – из восьми миллионов, наличествовавших в стране к моменту прихода новой власти. Причём не собирались останавливаться на достигнутом. Их свержение вторгшимися вьетнамскими войсками – несомненно куда меньшее зло, нежели возможное продолжение деятельности фанатичных детей, предводительствуемых циничными стариками.

На мой взгляд, камбоджийское исключение скорее подтверждает гайдаровское правило. Существенная часть смертей в период краснокхмерского правления вызвана не самими зверствами новоявленных властителей – хотя сами эти зверства (вроде забивания людей мотыгами ради экономии патронов) несомненно впечатляли даже тех, кто их творил. Куда больше жертв повлекло закрытие больниц, разрушение торговли, массовое выселение в деревню людей, имеющих опыт исключительно городской жизни… Словом, то самое разрушение сложной структуры общественного жизнеобеспечения, чьи последствия Егор Тимурович подробно и красочно описал применительно к революциям и чью неизбежность после любой революции он убедительно доказал.

Этого и следовало ожидать. Ведь сам приход красных кхмеров к власти – типичная революция. По всем параметрам – начиная с насильственного свержения предыдущих правителей и кончая наличием у новой власти обширной идеологической концепции, чьё полное претворение в жизнь представляется достойным любых жертв.

Обсуждая мои комментарии к книге Гайдара, многие упоминали другой – не столь яркий, как красные кхмеры, зато несравненно более знакомый в нашей стране – пример заведомо преступного режима. Последствия деятельности национальной социалистической немецкой рабочей партии общеизвестны: более полусотни миллионов смертей, в том числе двадцать семь миллионов (из них восемь с половиной миллионов – непосредственно вследствие боевых действий) в нашей стране и более десятка миллионов (из них примерно шесть миллионов – непосредственно вследствие боевых действий против нас) в самой Германии. Если бы власть нацистов пресекли до начала Второй мировой войны – всех этих смертей не было бы.

Увы, это стало очевидно лишь задним числом. До начала зверствования в СССР национальные социалисты практически не выходили за пределы приемлемого в тогдашней Европе. Даже пакет антисемитских законов, принятый в 1935-м и обычно именуемый Нюрнбергским по месту официального подписания, всего лишь творчески заимствовал опыт сопредельной Польши, а окончательным решением еврейского вопроса считалось выселение ненавистного народа за пределы Европы. Даже взятие заложников практиковалось ещё до Первой мировой – причём не только немцами (во Франции), но и их противниками (в бесчисленных колониях). Даже в скандальной «Моей борьбе» Адольф Алоизович Хитлер (и его секретарь и фактический соавтор Рудольф Вальтер Рихард Йоханн-Фрицевич Хесс) всего лишь довёл до логического завершения теории расового неравенства и жизненного пространства, задолго до него разработанные уважаемыми английскими и французскими исследователями и пропагандистами. В Западной Европе нацистов не любят, по сути, только за то, что они осмелились применять к её обитателям некоторые из методов, активно применяемых самими же этими обитателями за пределами самой Западной Европы. Причём вплоть до начала этого применения никто – ни рядовые неосведомлённые обыватели, ни всезнающие политики – не верил в возможность столь невежливого обращения с собою. Иначе вряд ли сэр Артур Невилл Джорджевич Чембёрлен в Мюнхене в сентябре 1938-го выкручивал бы руки союзным французам и чехам, чтобы подарить немцам (по кусочкам, начиная с Судетской области с первоклассной системой укреплений) Чехословакию с её крупнейшим и высококачественнейшим в Восточной Европе производством боевой техники, вооружения и боеприпасов.