Анатолий Вассерман - Скелеты в шкафу истории

Но всё же при новых условиях, когда золотой стандарт стал всеобщим, выгода от твёрдости валюты оказалась не столь бесспорна, как выгода от развития экономики в целом. Поэтому, когда началась Первая мировая война, великие державы с лёгким сердцем отказались от размена своих банкнот на металлы [42]в надежде оплатить военные расходы самым простым для правительств – инфляционным – налогом. Эпоха государственного фальшивомонетничества, вроде бы напрочь забытая, вернулась.

Впрочем, некоторое обоснование этому было. Золото требовалось для закупки всего необходимого для войны в странах, напрямую в неё не вовлечённых – прежде всего США (до конца 1916-го) и Латинской Америке [43].

Потребность в конвертируемых ценностях возросла настолько, что, например, в Германии постоянно велась кампания по сдаче государству ювелирных изделий. Размен банкнот на золото внутри страны был, мягко говоря, непатриотичен.

Тем не менее после войны золотой стандарт восстановился. Кое-где – после тяжелейшей инфляции, порою – скажем, в СССР и Германии – исчислявшейся десятками процентов в день. Кое-где – например, в Великобритании – практически сразу: победители компенсировали немалую долю своих военных расходов из кармана побеждённых.

Окончательно похоронила золотой стандарт Великая депрессия. Формально он сохранялся – правда, после девальваций (например, в США тройская [44]унция – 31.118 грамма – золота по решению президента (1933–1945) Фрэнклина Делано Рузвелта (1882–1945) подорожала с $16 до $35). Но фактически обменять банкноты на золото было крайне сложно (тот же Рузвелт запретил гражданам США владеть золотом в любом виде, кроме ювелирных изделий [45]). Без особых проблем получали звонкий металл только иностранные банки.

Эта система и легла в основу соглашений 1944-го года в Брэттон-Вудс, призванных восстановить после войны взаимную конвертируемость валют. Валюты всех участников созданного соглашением Международного валютного фонда котировались не непосредственно в золоте, а в валюте страны, располагавшей к тому моменту крупнейшим в мире запасом этой универсальной ценности – США. А те в свою очередь обязались обменивать доллары, предъявленные им (не менее чем по $10 000 сразу) государственными банками других стран, по установленному Рузвелтом курсу.

Таким образом доллар не только de facto, но и de jure занял место главной всемирной резервной валюты, покинутое к тому времени фунтом. Против этой смены лидера не возражал никто. И не только потому, что превратности военной эпохи практически опустошили подвалы Банка Англии. Но и потому, что в силу тех же превратностей за океан переместилась и «мастерская мира». Британские острова, возрождаясь после войны, много лет подряд потребляли практически всё произведенное ими, зато промышленность США разрослась так, что могла удовлетворить чуть ли не любые потребности.

В расчёте на этот всемирный спрос Федеральная резервная система могла штамповать чёрно-зелёные бумажки, не особенно оглядываясь на содержимое своих хранилищ на острове Манхэттен и в форте Нокс [46]. Кому придёт в голову разменивать доллары на золото, если покупать всё необходимое придётся на территории, где доллары гуляют беспрепятственно, а золото запрещено принимать в уплату.

До поры до времени этот расчёт оправдывался. Например, займы на восстановление разрушенного хозяйства европейских стран по плану Маршалла практически полностью вернулись в США: больше негде было купить основную часть необходимого для восстановления [47]. Да и после этого восстановления именно США долгое время покрывали спрос если не на массовую дешёвую продукцию, то по крайней мере на технические новинки.

Но постепенно Европа ожила, и уже к середине 1960-х совокупная её экономическая мощь была вполне сопоставима с заокеанской. А тут ещё США втянулись сразу в две войны – вьетнамскую и провозглашённую президентом (1963–1969) Линдоном Бэйнсом Джонсоном (1908–1973) «войну с бедностью» [48].

Первый удар наступающей валютной бури пришёлся, впрочем, не по самим США, а по Великобритании, уже плотно ввязанной в экономику «младшего кузена»: в 1967-м был девальвирован с $2.80 до $2.40 британский фунт. Но скоро лихорадка охватила все валюты мира. Уже в 1969-м президент (1969–1974) Ричард Милхауз Никсон (1913–1994) был вынужден удешевить доллар до $45 за тройскую унцию и отменить покрытие золотом долларов, обращающихся внутри страны. Кульминацией кризиса стало решение того же Никсона в 1971-м вовсе отменить обмен долларов на золото. Правда, он вновь разрешил гражданам США владеть золотыми слитками, монетами и прочими сокровищами.