Виктор Ротов - Ближе к истине

Именно войска генерала Р. Я. Малиновского оставили несколько крупных городов на юге. Чтоб было понятнее происхождение приказа № 227, обратимся к его тексту:

«Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором». И далее: «Нельзя терпеть дальше, когда командиры… допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтоб они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу…», «Паникеры и трусы должны истребляться на месте… Ни шагу назад без приказа командования!.. Командиры, отступающие с боевых позиций без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины».

Здесь приведены наиболее жесткие формулировки из приказа, не весь приказ. Настолько жесткие, что каждый воспринимал его в меру своей… трусости. Вот почему военные историки до сих пор недоумевают, почему при явном провале южноозерейского десанта никто не осмелился дать приказ к отступлению. Мало того, людей бросили на произвол судьбы. Если не считать некий упреждающий десант с воздуха в район Глебовки, состоявший исключительно из войск НКВД. Об этом таинственном десанте упоминается невнятно. Но чем дальше мы от тех событий, тем неотвратимее встает вопрос: зачем был сброшен воздушный десант исключительно из войск НКВД перед тем, как направить морской десант в Южную Озерейку? Среди множества ответов на этот каверзный вопрос я бы не исключил и такой: провал южноозерейского десанта был предрешен, людей заведомо посылали на убой. А чтоб никто не просочился живым свидетельством позорного провала, в будущий тыл десанта выбросили энкавэдэшников с деликатной задачей довершить истребление морского десанта.

Их высадилось с моря ни много ни мало, а полторы тысячи и шестнадцать танков. И они развили некоторый успех — заняли‑таки Южную Озерейку, потом Северную Озерейку, вышли на Глебовку. Трое суток дрались, пробиваясь в Новороссийск. И об этом знало наше командование по данным воздушной разведки, — пишет военный историк, участник боев на Малой земле полковник Шиян. Но… десант не только не поддержали, но постарались сделать так, чтоб о нем забыли. Почему? Историкам предстоит ответить на этот вопрос. Ибо «хранители тайны», вольные и невольные, начинают потихоньку открываться. А пока мы можем только предполагать, что трагедия морс

кого десанта в Южной Озерейке не совсем случайна, мягко выражаясь. И умышленно покрыта тайной.

Г. К. Жуков что‑то знал. Не потому ли так старательно обходил молчанием действия некоторых командиров Северо — Кавказского фронта? Особенно Брежнева. И только когда приостановили издание его книги «Воспоминания и размышления», прозрачно намекнув ему, что пока он не дополнит рукопись лояльными воспоминаниями о Брежневе, книга не выйдет в свет, скрепя сердце Жуков сделал это, считая, что пошел на сделку с совестью. И умер с этим грехом на душе.

Спрашивается, почему он так упорно обходил молчанием имя Брежнева? Которого впоследствии вознесли до небес за Малую землю, умалчивая при этом южноозерейскую трагедию.

Вот строчки из книги Г. К. Жукова: «В 18–ю армию генерала К. Н. Леселидзе мы прибыли вместе с наркомом Военно — Морского Флота Н. Г. Кузнецовым, командующим ВВС А. А. Новиковым и работником Генштаба С. М. Штеменко».

Военные историки и писатели дружно недоумевают по поводу несвойственного поведения Жукова во время его пребывания на Южном фронте. Почему‑то он был необычно осторожен и неестественно молчалив. Наверно потому, что в это же время с широчайшими полномочиями здесь пребывал Берия. А еще потому, оказывается, что к нему приставлен был человек Берии. Невероятно, но факт — этим человеком был работник Генштаба

С. М. Штеменко. Вот что известно об этом:

«Втянут был Сергей Матвеевич в те сферы, куда допускались немногие, и вырваться из этих сфер он уже не мог, если бы даже очень захотел. Да он и не старался, используя плюсы своего нового положения — тайного советника и осведомителя Берии по военным вопросам».

И еще:

«Внимательно читал Иосиф Виссарионович автобиографию Сергея Матвеевича, написанную им 30 марта 1948 года. Там действительно было кое‑что интересное. Отвечая на вопрос, где был во время войны, Штеменко с особым нажимом выделил два периода: «Август — сентябрь

1942 г. — Закавказский фронт, выполнял задания Берии, который на месте руководил обороной Закавказья… Март