Виктор Ротов - Ближе к истине

всякое приличие, высмеивая даже обыкновенный здравый смысл. А ведь пьют и жрут они за денежки, которые выкачиваются из остатков здравого смысла. А здравый смысл как раз и заключается в том, что всякое дело требует учета и прежде всего учета. Социализм ли это или капитализм — учет прежде всего.

Если б я был губернатором, я бы начал именно с инвентаризации предприятий всех видов деятельности. То есть с того, с чего начал Николай Игнатович Кондратенко.

Всякому мало — мальски мыслящему человеку понятно, что, берясь за какое‑либо дело, пусть самое простое, надо сначала определиться с возможностями. То есть произвести инвентаризацию возможностей. Причем под возможностями я бы понимал всю совокупность средств производства и производительных сил. Включая все виды ресурсов — земельные, водные, ископаемые, энергетические, сырьевые, финансовые, кадровые и т. д. Даже возможности климатических условий. Возможности рынка (внутреннего и внешнего). Ввоз, вывоз. Дефицит.

В результате получится документ, в котором видны как бы изначальные стартовые возможности края. От них и «плясать». Определив приоритеты, сразу будет видно, какие направления хозяйствования притормозить, какие вовсе ликвидировать, какие инициировать. Всему этому необходим, как воздух, учет всего и вся, который, конечно же, не мыслим без информации. Достоверной! Достоверная информация приобретает нынче значение разведданных в военное время. Это та же стратегическая продукция, которую следует старательно накапливать и надежно хранить. Так, чтоб без особого труда можно было освежить ее и воспользоваться ею.

Для этого понадобятся специалисты по сбору инфор мации, ее обработке и хранению. Здесь должны быть особо ответственные люди, ибо малейшая неточность влечет за собой цепь непоправимых сбоев в экономике.

На деле руководители недооценивают важность этой работы. Благодушно прощают огрехи в учете и информации, которые легко скрываются в общей картине хозяйствования. А надо, чтобы каждый случай ложной или недобросовестной информации был чрезвычайным событием и имел самые жесткие последствия для виновника. Кто владеет правдивой информацией, тот владеет всем.

В конце оригинального текста псалома, взятого мной за эпиграф, стоит вопросительный знак. Я бы поставил точку. Ибо храм Божий действительно в нас. И название ему — Душа.

На северо — восточной окраине Новороссийска, где отрогом своим спускается в город Лысая гора, у входа на кладбище когда‑то стояла деревянная церквушка. Видная отовсюду. Она запомнилась мне празднично — нарядной, сверкающей на солнце маковкой. Мы жили на углу Старошоссейной и Стахановской (ныне Васенко и Тамбовская). Над дорогой, по которой в 1918 году прошел знаменитый Железный поток.

Стахановская улица была крайняя, дальше уже не было домов. По этой улице моя бабушка Екатерина Акимовна и ходила в церковь. А я выглядывал ей вслед в кухонное окошко, выходившее на восход. Смотрел, как она, принаряженная, неспешно поднималась по улочке. В ясную погоду за церковкой поднималось солнце, и позолоченная головка деревянной красавицы купалась в его лучах.

Обласканные этим солнцем, в предвкушении сладкой заутренней, с разных сторон стекались люди и жиденьким потоком вливались в разукрашенные открытые двери.

Мне все время казалось, что в церкви живет некий сверхчеловек, который дарит людям, всему свету красоту и доброту. Потому что церковка чистая, ухоженная; потому что бабушка приходила оттуда просветленная и ласковая. Словно очищенная от греховной суеты домашней, семейных неурядиц и даже примиренная со мной — шалунишкой. Мне, несмышленышу, было невдомек, что бабушка Катя за тем и ходила в церковь, чтоб «подправить», «подновить» храм Божий в душе. Или, как мы, атеисты, говорим, обрести душевное равновесие. Чтоб потом терпеливо жить дальше.

У нее светились глаза, и я понимал, что она простила маме и папе очередной скандал, а мне — мои шалости.

Что все плохое забыто, и мы любим друг друга. Больше всего мне было по душе это ее всепрощение. В этот момент я сознавал свою неправоту, мне до слез было жаль бабушку за ее долготерпение. Наверное, поэтому я любил ее больше, чем родителей. И если во мне есть что‑то душевное, то этим я обязан ей, бабушке Кате.

Не помню, на какой праздник она взяла меня с собой в церковь. Тайком от родителей. (Они были на работе, сестра — в школе). И там, под расписными сводами, в блеске иконостаса и необычного церковного убранства, я впервые почувствовал некое духовное начало в себе и в мире. Может, в тот момент и вселился в меня Всевышний. И стал вторым моим «Я». В нашем симметричном мире человек не может быть асимметричным. Как не может быть птица с одним крылом.