Из России в Германию отправляется довольно разношерстная компания: работник ЖЭКа, повар пивного кабачка, простой охранник, продавщица с рынка и слесарь автомастерской. Каждый получит ответы на свои вопросы. Один интересуется историческими реконструкциями. Ему вместе с корреспондентом доведется узнать, откуда у немцев тяга к парадам и войнам. Другой отыщет настоящую немецкую кухню, которую в реальности найти не так уж просто. Третий попытается внести сумятицу в хваленый немецкий Ordnung. Четвертый узнает о том, откуда у немцев порой столь невозмутимое отношение к телу и сексу. Ну а автослесарь, всю жизнь копавшийся в немецких моторах, но никогда не имевший своей немецкой машины, прокатится по Германии на том самом шестисотом «Мерседесе», автомобиле Карла Бенца, и заглянет в будущее, усевшись за руль машины-робота. Повар, по словам Гольденцвайга, узнает, что берлинцы в повседневной жизни едят не сосиски, а кебабы, пришедшие из Турции вместе с понятием gastarbeiter. А охранника ждет новость о том, что Берлин — это столица не только порядка, но и такого хаотического явления, как музыка техно.
«Ахтунг, Руссиш!» приурочен к перекрестному Году России в Германии и Германии в России. Зрителю вместе с главными героями удастся побывать в самых разных концах этой страны. И все интересующиеся по пятницам начиная с 6 июля наконец-то увидят настоящих сегодняшних немцев такими, какими они едва ли откроются журналистам и туристам.
Фото на память / Искусство и культура / Художественный дневник / "Итоги" представляют
Фото на память
/ Искусство и культура / Художественный дневник / "Итоги" представляют
Александр Иванишин— один из самых авторитетных театральных фотографов. Только безграничная скромность моего коллеги заставляет удерживаться от употребления других, более восторженных эпитетов. О работе в театре на любом поприще принято говорить «служу». Саша несет эту службу больше тридцати лет и знает театр во всех его высоких и низких проявлениях. То, что не заметит глаз, выхватит объектив его камеры. В архиве накопились тысячи снимков. Можно было бы сделать проект «История театра с Александром Иванишиным». Но он предложил другой — живой, современный, потому что в силу профессиональных и личных качеств допущен в святая святых — на репетиции.
— Ты когда впервые попал на репетицию?
— Много-много лет назад я служил в штате Театра сатиры, еще при Плучеке. И меня обязали запечатлеть, как Миронов работает над спектаклем «Прощай, конферансье!». Андрей сопротивлялся моему вторжению как мог, но его уломали. Должен заметить, что никто из режиссеров в отличие от артистов съемок не любит — они всегда облегченно вздыхают, когда я прощаюсь. Я уже тогда понял, что на репетиции надо быть человеком-невидимкой. Когда сидевший ко мне спиной Миронов в какой-то момент вдруг закричал на Высоковского: «Зяма, перестань фотографироваться», — я понял, что это выстрел в меня. Актеры всегда чувствуют присутствие камеры, а режиссеры по-разному реагируют. Могут делать вид, что не замечают, могут сорваться: «Вы мешаете!», а могут действительно о тебе забыть. Я как-то завлиту «Студии театрального искусства» показывал фотографии Женовача, неожиданно в комнату вошел Сергей и просто обомлел: «Господи, да когда же вы это снимали?» А я ведь несколько часов щелкал, он ничего не заметил.
— Ты за кем уже подглядел, готовя наш проект?
— За Камой Гинкасом, Юрием Погребничко, Кириллом Серебренниковым, ну и конечно, снимал у Женовача, с которым дружу. Сразу скажу, они все очень разные и манера репетировать совсем разная. Юра почти не двигается, очень редко на сцену поднимается. Зато Кирилл в непрерывном движении, очень эмоционален, играет и за актеров, и за зрителей — хохочет, чуть ли не аплодирует. А вдруг заскучает, и понимаешь, что эту сцену он будет переделывать.
— Что ты для себя вынес, приобщившись к творческому процессу?
— Прежде всего ощущение тяжелейшего труда. К концу дня, в какой бы манере режиссер ни репетировал, он абсолютно выжат. Но если спросишь: «Что, сегодня очень трудная была репетиция?» — ответ, как правило, одинаковый: «Да нет, обычная». Меня просто завораживает, как постановщик сконцентрирован, как держит в голове целое, видит будущий спектакль... Но главное впечатление — магическое. Извините за высокий штиль, это присутствие при акте рождения. Вот появились волосики на голове, вот нос, глазки и, наконец, живой человек. Спектакли именно рождаются, и этот процесс в отличие от кино не кончается на премьере. Я ведь многие спектакли смотрю по десять раз и вижу, как они живут. Именно поэтому и стал театральным фотографом.
Читать дальше
