Газета Завтра Газета: Газета Завтра 381 (12 2001)

В этом документе, вызвавшем глубокое раздражение и неприятие со стороны властей, Шолохов предстает как убежденный патриот России и государственник. Собственно, таковым он и был на всем протяжении своей жизни, намного опережая свое время и являясь провозвестником будущего.

Это последнее в жизни М. А. Шолохова письмо в ЦК, равно как и последняя, записанная сыном, М. М. Шолоховым, беседа с ним незадолго до смерти, помогают глубже понять и тайну "Тихого Дона". В беседе с сыном исключительно важна оценка Шолоховым гражданской войны: "Когда там, по вашим учебникам, гражданская закончилась? В 20-м? Нет, милый, она и сейчас еще идет. Средства только иные. И не думаю, что скоро кончится. Потому, что до сих пор у нас что ни мероприятие — то по команде, что ни команда — то для людей, мягко сказать, обиды... Это если мягко сказать". А если со всей определенностью, то "гражданская война, она, брат, помимо всего прочего, тем пакостна, — говорил Шолохов сыну на закате своей жизни, — что ни победы, ни победителей в ней не бывает".

И в этих горьких словах — самая суть "Тихого Дона", романа, на много десятилетий опережавшего свое время, оценившего гражданскую войну как национальную трагедию, как тяжкий пролом в народной жизни "на стыке двух начал", звавшего народ, в конечном итоге, к национальному единству.

[guestbook _new_gstb]

1

2u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 50"; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

51

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Когда-то меня занимал вопрос: почему самые великие шедевры классической музыки остались в прошлом и не сочиняются теперь? Нечаянную подсказку дал мне "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Там есть эпизод: в зимнюю стужу зэки с утра бегут к термометру, если ниже тридцати — их не погонят на работу. Зэк рукавицей оттирает изморозь с прибора, другой ему орет: "Полегче три! Столбик поднимется!" А тот: "Фуимится! Не влияет!"

И классическая музыка для современности стала тем же, что для зонного термометра рукавица зэка: "не влияет". Вот "Битлз" влияли, очевидно, на наш мир точно так же, как Моцарт, Бетховен, Верди — на свои века. Тот факт, что Бетховен сначала посвятил свою Героическую симфонию Наполеону, а потом зачеркнул это посвящение, — имел всемирный резонанс. В наше же время эта жизнеобразующая суть из классики ушла. Потому и те шедевры, истинно волнующие душу, кончились — хотя не кончилась сама душа.

Но со временем я понял, что искусство в духе Моцарта, высокой мелодичности и простоты, не умерло — а, как вода, которая найдет себе дорогу, лишь перешло в другое русло. И убедил меня в этом Юрий Антонов — композитор, которого у нас дольше других не принимали в Союз композиторов, поскольку его музыка, звучавшая на всю страну, считалась слишком примитивной. Но так же точно тогда примитивны и знаменитые вокальные шедевры Моцарта: понятны всякому — и легко воспроизводятся под те же три аккорда на гитаре. Там тяжело для исполнителя другое: достать до скрытой в этой простоте души. И кстати, то же самое с Антоновым. Кабацкие оркестры, как пушкинский уличный скрипач, лабавший Моцарта к негодованию надменного Сальери, — по всей стране и пели, и сейчас поют Антонова. Но нашим мастерам эстрады обманчивая простота этого самого кассового в свое время композитора пришлась не по зубам.

Ибо он как бы в совершенно левом по отношению к традиционной классике легком эстрадном жанре выдал ту настоящую, на самом деле, музыку, что из музыки классической ушла. А эта музыка от суррогата отличается не формой — три аккорда на гитаре или три симфонических оркестра — а по существу.

Настоящая музыка — это то, перво-наперво, что поется не натужно, а взахлеб. Как "Море", "Зеркало" Антонова, как ария Керубино или 40-я симфония Моцарта. Она всегда сердечно заряжает, побуждает к жизни — а не к улепетыванию от нее. Показывает подлинную красоту всего — и придает духовных сил до этой красоты подняться. Каким-то ненасильственным, но убедительным путем возводит до тех идеалов, на которых держится жизнь человека: любовь, Родина, диво самой жизни. Тогда как шустрая подделка только развлекает, отвлекает от всамделишного по типу "уколоться — и забыться". Вместо духовного урока подбивает на прогул, растратный блуд; вместо любви по-настоящему подсовывает некий упрощенный пляжный вариант. А в результате такого пляжного подхода к жизни все и трещит по швам, страна больше ворует, проедает, а не строит. Лопаются отопительные трубы — и, как щенки, плодятся сотни тысяч беспризорников, родители которых дальше случки под дешевый шлягерный мотивчик не пошли.