Михаил Веллер - Друзья и звезды

Там было от силы десять строф, в этой короткой поэме. Редко получал я такое впечатление от чтения стихов. Считанные разы в жизни, честно говоря. Концентрированность смыслов и звучаний, чистота обнаженных слов, внутренняя организованность прихотливого ритма. Да ни хрена себе, сказал я себе. Да он лудит настоящие Стихи! Откуда что. В сорок-то лет, пьяница и бездельник! Сука, золото мужик. Меня забрало.

Мы вернулись к арабам и пропили все деньги. Мишка читал и рассказывал. Он приезжал в Россию, была несчастная любовь, он хотел резать вены и написал две поэмы. Я слушал и думал, что вот не только в книжках, а в жизни бывает — есть у тебя какой-то приятель веселый разгильдяй, а у него на самом деле настоящие Стихи…

Вот после этого шабата в арабском квартале я начал воспринимать Мишку иначе. И так воспринимали его все, кто знакомились просто с каким-то там веселым общительным парнем, злым, остроумным, добрым на самом деле разгильдяем, — а потом оказывалось, что вообще-то он Поэт.

Как раз были восстановлены дипломатические отношения между Россией и Израилем. (Они прервались, как известно, в 56-м году во время Суэцкого конфликта, Израиль выступил на англо-французской стороне, а СССР на египетской, советская авиация тогда учинила погром в воздухе. И после этого заместо посольства израильское консульство с консулом во главе располагалось в помещении голландского посольства, на его территории, — типа вроде его и нет официально в СССР, но если кому очень надо, то есть.) Ну, посол России в Израиле — это отдельная песня. Александр Бовин, с которым мы дружили в последние годы его жизни, с которым мы познакомились в Израиле, — он был гениальный посол, его все обожали. Он сидел прямо за столиком на тротуаре, пил пиво, заговаривал с прохожими. Он был такой умный, обаятельный, толстый, вкусный, добрый, аппетитный, что просто невозможно было пройти спокойно мимо.

В новой России стали образовываться корпункты израильских газет — «Маарив», «Едиот Ахронот» — крупнейшие газеты. Естественно, понадобились журналисты с русским языком. Миша поехал в Москву корреспондентом. Газета снимала ему квартиру и платила зарплату в 400 долларов. Я прошу вспомнить и сообразить, что такое в 93–94 годах была зарплата в 400 долларов в месяц на одного. Просто очень большие деньги. Откуда у кого деньги-то? Генделев везде являлся полезным и уже потому желанным гостем. Он приходил с блоком сигарет или бутылкой виски. Дорогие подарки! Он стал обрастать московскими знакомствами и друзьями.

Причем по мере возраста инфант делался всё менее террибль. Если когда-то я мог рассказывать, например, ну хоть как работал на съемках в цирке и у нас там загорелся ковер, — это мне с рук не сходило. Хорошая компания, все веселые и тепленькие — и вдруг холодный, колючий взгляд и издевательская интонация: «Веллер, хватит врать, в цирке не бывает ковров!» И говорится с такой непререкаемой уверенностью — аж теряешься. Может, в цирке правда нет ковров?.. Стоп… но я же помню, как вылетела горящая сажа из прожектора и затлел пятнами вот тот малиновый плюшевый ковер. Я говорю: «Мишка, как же нет ковров, если есть такая профессия — коверный». Он говорит: «На арене опилки». Я говорю: «Ну конечно опилки. А на опилках — ковер, его униформисты свертывают, когда, допустим, лошади выходят, — а вот когда наоборот акробаты, они его быстро расстилают. Обычно стоят 6 человек у входа в 2 шеренги. А амплуа циркового клоуна — коверный, так?» «Да? — говорит. — Ну не знаю! Ну ладно». Вот эти приступы едкой и беспричинной издевки растаяли в минувшем. Генделев теплел и добрел. Были когда-то у Евтушенко стихи: «Давайте, мальчики! Но знайте — старше станете, и, зарекаясь оступаться впредь, от собственной жестокости устанете и постепенно будете добреть». Ну так то самое.

Материальный достаток способствует раздвоению личности. Русско-еврейская сущность поэта получила возможность разделиться в пространстве. Генделев поселился в Москве, а одновременно продолжал жить в Иерусалиме. В Москве многие живут на два мира: Москва и Венеция, Москва и Нью-Йорк, Москва и Афины, Москва и Лондон. Москва втягивает в себя российские деньги и вместе с ними рассеивается по хорошим иностранным местам. Генделевская мансарда в Иерусалиме, на улице Бен Гилель, никуда не девалась, просто хозяина подолгу не было дома. И в Москве на Патриарших его тоже иногда подолгу не было дома.