Александр Уразов - Судьба штрафника. «Война всё спишет»?

Она пришла в наш дом за каким-то делом, когда мы пара на пару играли в карты, и не ушла до ужина. Ганка тоже не знала русского, но все ее чувства были видны на красивом лице, в бездонных подвижных глазах, в порывистых жестах, приятной улыбке. Как на грех, она тоже явно была расположена ко мне, что вызвало недовольство хозяек. Когда Ганка уходила, старшая хозяйка резко поговорила с ней в чулане. Однако назавтра утром соседка уже ковыляла к нам и все время крутилась рядом, почувствовав, что я из жалости проявляю к ней внимание. Ее звездный час пробил, и она старалась не упустить случая, видимо, не строя сложных планов на будущее.

В один из вечеров я пригласил в нашу компанию Ваню Живайкина, который принес вместительный кувшин вина. Ганка, конечно же, была тут как тут. Сели играть в карты, попивая винцо, от которого не отказались и женщины. Ваня наш был тертым калачом. Надо сказать, что природа наделила его не только красотой, ростом, стройностью, но и неиссякаемой мужской силой. Кроме того, он имел необычайно быстрый, но в то же время деликатный подход к женщинам любого возраста.

Ваня, подбадривая себя вином, флиртовал вовсю, то мимолетно касаясь огромной рукой женщин, то как бы в избытке чувств прижимая их до хруста костей. Он, видимо, не разобрался, что между мной и Ганкой начала виться тонкая веревочка связи, и сразу начал крутить канат.

Поздно ночью расходились. Я пошел провожать гостей, но Ваня вцепился в Ганку мертвой хваткой, и я, обидевшись, ушел от них. Я прошелся по окраине деревни, наслаждаясь звездным небом, тишиной, вдыхая холодный воздух, такой ароматный, пахнущий морозом, какой бывает только ранней весной.

Когда я вернулся домой, то не застал Павла на кровати, на которой мы спали вдвоем. Дочь хозяйки Соня ворочалась и ерзала на лежанке, но ее пятнадцать лет не рождали во мне даже мысли о близости. Я лег в постель и проснулся, когда уже сияло солнце. Павел принес завтрак. Завтракали мы вдвоем — хозяйка с Соней ушли в поле на виноградник. Я спросил Павла, где он пропадал ночью.

— А там! — И он показал на припечек.

Значит, хозяйка Фрося оставила виды на меня, и это хорошо. Но, оказывается, я потерял и Ганку — слишком медленно я к ней подходил, и она не сдержала напора Живайкина. Ну и ладно! Черт со всеми вами и вашей любовью!

Утром я не увидел на тропке к нашему дому ковыляющую Ганку, а вечером пришел Ваня и, застенчиво улыбаясь, стал извиняться за то, что вчера подвыпил и не разобрался в нашей компании. Он просил меня не обижаться и выручить его.

К нему днем приходила молодая женщина с просьбой заглянуть к ней — у нее заболела дочка. По описанию Ваня понял, что у девочки ангина, взял лекарства. Диагноз подтвердился. Живайкин оставил лекарства, рассказал, что нужно делать. В знак благодарности женщина пригласила его к себе еще раз, когда стемнеет. Ваня согласился, но решил загладить свою вину передо мной и поставил условие, чтобы к женщине пришла какая-нибудь подруга.

— А чего, собственно, мне обижаться, — думал я, — по какому праву? Почему бы мне не пойти к этим бабенкам, для них это так же желанно, как и для нас, и ничего от этого не изменится — горя не принесет, а кусочек счастья не помешает!

Когда мы вышли из хаты, по дорожке к нашему дому ковыляла Ганка, но, увидев нас, словно наткнулась на стену, остановилась. Мы прошли, сделав вид, что не видим ее.

Ужинал я у Живайкина, а когда стемнело, мы пошли к женщинам. Они ждали нас. На столе, накрытом белой скатертью, стоял кувшин с вином. Мы уселись за стол, налили вино в стаканы, и Живайкин произнес тост за знакомство. Я с отвращением сделал глоток. Женщины удивленно смотрели на меня — не пьют спиртное больные венерическими болезнями! Иван их понял и начал втолковывать, что я непьющий, что у меня стойкое отвращение к спиртному. Мне это начало портить настроение — вроде я прокаженный какой-то! Потом Иван и хозяйка ушли за занавеску к больной девочке, о чем-то там шептались. Когда они вернулись, у хозяйки пылали щеки. Живайкин, обращаясь ко мне, сказал:

— Саша, выбирай любую, эту или эту!

Хозяйка поняла его и запротестовала. Я посмотрел на ее подругу, которую звали Марийка — это была хорошая, складная молодая женщина.

— Какая разница, — подумал я. Меня вдруг охватили обида и отвращение. Обидно было, что Живайкин откупается за Ганку, что все заранее решено без меня и моего согласия, что эти бабочки легко летят на свет, не зная, обогреются или сгорят, что хозяйка отвергла меня, не дав мне возможность выбора, отвратительно, что мне самому было безразлично, та или другая! Погасили свет, и Ваня, как паук, «нашу муху в уголок поволок»…