Александр Уразов - Судьба штрафника. «Война всё спишет»?

Командирская рессорная тачанка быстро домчала нас до большого стога сена на лугу, по которому мы, раненые, недавно шли ночью и пели песни. Оказалось, что хозвзвод и командир роты размещались здесь, у скирды, на левом берегу Днепра.

То наступление, в котором я участвовал, продолжалось недолго. Наши войска прошли еще около двух километров и были контратакованы немцами при поддержке танков и самоходок. На захваченном плацдарме не было даже артиллерии, чтобы их задержать. Затем враг выставил зенитную артиллерию на прямую наводку против нашей наступающей пехоты. Наступление захлебнулось, затем пришлось отступить на исходные позиции. Наш командир роты со своим «штабом» и хозвзводом для безопасности вновь вернулись на левый берег Днепра и отошли от него под защиту зенитной батареи.

Здесь время от времени тоже рвались снаряды, поэтому вблизи от скирды были вырыты глубиной около метра землянки, перекрытые бревнами и дерном. В одной из таких нор, куда приходилось входить на четвереньках, размещался и Кучинский. Он сказал, что и я могу спать в этой землянке и укрываться при обстреле.

Мы уселись за стол, и повар принес обед — наваристый борщ в мисках и по большому куску душистого мяса. После скудного котла медсанбата это было роскошью, тем более что после ранения и потери крови я не страдал отсутствием аппетита, и только деликатность не позволила мне попросить добавки.

Кучинский сказал, что я останусь пока при нем, выдал мне амбарную книгу и велел разграфить ее по определенной форме.

— Скоро у нас будет много работы, — сказал он, — из 202-го запасного полка прибывает пополнение. Вы будете мне помогать оформлять их.

Ночью я проснулся от тревожного шума, взбудораженного говора, топота копыт и фырканья лошадей у скирды. Хлопнул винтовочный выстрел, и нечеловеческий стон и храп заставили меня выглянуть из землянки. Василий Быков и Николай Крапивко стояли около бившейся в судорогах лошади. Затем она затихла.

— Давай быстрей, — командовал Василий, — как бы не наскочили на нас. Перережь горло!

Финским ножом они надрезали кожу вокруг колен еще вздрагивающего животного, затем вспороли от правой к левой ноге и через живот до груди, начали свежевать тушу. Делали они это ловко, быстро, как настоящие живодеры. Вокруг постепенно скапливались солдаты хозвзвода.

— Копайте яму, — приказал Быков солдатам, — быстро! Да подальше отсюда!

Он вскрыл брюхо лошади, разрубил грудину, отрубил голову, ноги, вырезал сердце, печень, выложил на кожу, на которой лежала туша, кишки и желудок.

— В яму, — коротко командовал он, — голову, ноги, потроха!

Крапивко уже рубил на части тушу, а старшина Кобылин с солдатами освобождали повозку от мешков. Дно повозки они застлали брезентом, поверх него клеенкой и стали раскладывать куски конины одним слоем, чтобы остыло. От мяса поднимался пар.

Заря разгоралась, стало холодно, на траве серебрилась роса, над лугом слоями поднимался туман. Я снова залез в землянку, улегся на сене и уснул.

Проснулся я от крика: «Подъем! Дрыхнете, черти полосатые!» Возле меня перевернулся на другой бок Кучинский. Я вылез из землянки. Какая кругом благодать! Какой воздух! Солнце уже катило по небу, пригревало, обещая хороший солнечный день.

— Не тревожьте Быкова и Крапивко, — сказал старшина Тамарин, — им ночью досталось, могли бы навсегда уснуть.

Тамарин, плотный, лет сорока мужик среднего роста, верховодил среди старшин хозвзвода. Был он весьма словоохотлив, любил насмешливо поддеть и подшутить. Командиру роты Сорокину лил на руки воду, держа мыльницу с мылом и полотенце на плече, его ординарец, а Тамарин стоял рядом и рассказывал, что произошло ночью.

Быков и Крапивко днем поехали в Градижск, высмотрели лошадей какой-то части и ночью решили одну из них «реквизировать» на мясо. Их заметили, когда Быков уводил лошадь, окликнули и, когда он бросился убегать, подняли стрельбу. Быков прискакал к ожидавшему его с верховыми лошадьми Крапивко, они вскочили на своих лошадей и, ведя на поводу украденную, помчались во весь дух по Градижску. За ними начали погоню, и конокрады долго колесили по улицам Градижска, чтобы оторваться от преследователей, а затем по глухому переулку выехали из города и к рассвету вернулись в роту. Так вот откуда берутся сытные обеды в нашей роте!!!

В обед к нам приехал член суда военного трибунала, капитан. Его угостили, и он в землянке долго вел переговоры с Сорокиным и Кучинским, оформляя какие-то документы. Затем мои командиры пригласили меня в землянку, а сами вышли. Капитан пристально посмотрел на меня, когда я уселся перед ним на сено. Начался опрос объективных данных, после чего он задал мне вопрос: