Рафаил Нудельман - Фантастика, рожденная революцией

Отчетливо прослеживается преемственность между повестями. Богданова и "Аэлитой" Толстого. Богданов впервые в утопии попытался заменить героя"экскурсанта" на героя-человека со всеми его особенностями, достоинствами, недостатками. Он поставил творческую проблему: не только показать иной мир, но и попытаться понять, как будет этот мир действовать на попавшего в него земного человека; в частности, будут ли по-разному вести себя русский интеллигент, вроде Леонида, и русский пролетарий в марсианском обществе. Эта творческая установка явно предвосхищает ситуацию Лось - Гусев в "Аэлите". Много общего есть и в истории любви Леонида и Лося. Значительно слабее повесть "Инженер Мэнни". Сюжет ее - история великого марсианского инженера, строителя каналов, а внутреннее содержание, по существу, сводится к изложению взглядов Богданова на то, какими должны быть методы, тактика революционной борьбы пролетариата. Выйдя из сферы общесоциальной и научной, Богданов сразу же обнаруживает слабости своего мировоззрения. В основе его "теории" лежит идея эволюционного, а не революционного завоевания власти, мысль о просвещении пролетариата как главном пути к победе над капитализмом; по существу, он подменяет теорию революционного марксизма своей "всеобщей организационной наукой". За эту книгу Богданова критиковал Ленин. В лице Богданова русская фантастика приобщилась к новым путям развития, близким к тем, которые в Англии были намечены Гербертом Уэллсом в его утопиях, а в Америке блестяще представлены "Железной пятой" и "Алой чумой" Джека Лондона: к утопии сюжетной, населенной характерами, проблемами и конфликтами. Особняком стоят в дореволюционной фантастике замечательные очерки К. Э. Циолковского ("Грезы о Земле и Небе", 1895 год, "На Луне", 1893 год, "Без тяжести", 1914 год, "Вне Земли", 1918 год), в которых великий зачинатель космонавтики развивал в популярной форме свои мысли о грядущем завоевании космоса человечеством. Собранные воедино, эти очерки дают необычайно точную в научном отношении картину космического полета, стадий освоения космоса, условий жизни в нем. В них рассеяно множество оригинальнейших гипотез (вроде системы "эфирных островов", то есть населенных спутников Земли и Солнца, или "космических оранжерей" для поддержания кругооборота веществ в ракете и на спутнике), многие из которых стали сейчас проблемой дня. С точки зрения развития фантастики наиболее интересно то, что все творчество Циолковского, его серия научно-технических утопий была сплавлена в единое целое глубокой философской мыслью о космическом предназначении человечества. Вспомним хотя бы идею Циолковского об "объединении ближайших групп солнц" для достижения "высшего могущества и прекрасного общественного строя" - она прямо перекликается с идеей Великого Кольца, лежащей в основе "Туманности Андромеды". В творчестве Циолковского, оказавшем самое прямое влияние на раннюю советскую фантастику, как и в творчестве А. А. Богданова, можно увидеть зародыши нового, того, что впоследствии станет характерным для нашей фантастики, стремление к серьезной, глубокой, "большой фантастике", несущей большие социальные, научные, философские идеи, объектами которой становятся не только отдельные изобретения или открытия, а человечество в целом, вселенная в грандиозных категориях пространства и времени. В сравнении с застывшими утопиями прошлого эти открытые в будущее картины целых эпох несоизмеримы с прежней фантастикой уже хотя бы по своим масштабам; в этом качестве они еще более близки к творчеству Уэллса, хотя, конечно, значительно уступают ему по силе художественного воздействия. Теперь мы фактически подошли к началу собственно советской фантастики. Экскурс в дореволюционную фантастику дает нам многое для понимания особенностей советской фантастики 20-х годов. Советская фантастика зародилась в труднейшее время. Вообразите себе страну, только что вышедшую из гражданской войны, страну разрушенных заводов, неподвижных паровозов и затопленных судов. Развороченный быт, в котором причудливо перемешалось новое со старым, будущее с прошлым. Голод, нищета, безграмотность. Казалось бы, как может в таких условиях возникнуть и развиваться фантастика, которую мы привыкли связывать с представлением о высокоразвитой в научном и техническом отношении стране?! Парадокс фантастики заключается в том, что она может быть порождена и в полярно противоположных условиях; в то время как "сытая" Америка производила фантастическую продукцию, отмеченную всеми чертами "духовной сытости" и в первую очередь чертами охранительницы существующего социального порядка, в голодной России возникла фантастика, заряженная страстным желанием в мечте приблизить новое социальное будущее, фантастика, которая давала воображению мост от настоящего к близкому грядущему.Читать дальше