Жанна Голубицкая - Репортажи со шпилек

— В прошлый приезд Дино мне такого жирного итальяно на новой «Ауди» подогнал, тот мне с ходу пятихатку отвалил, — мечтательно вспоминает Вера. — Я сразу хорошую партию джинсов «Труссарди» взяла. А я за это только маникюр у него сделала и укладку, на 25 евро всего.

— Дино, но молто векья ломакина! — строго говорит Катя Буратино.

— Что такое векья ломакина? — любопытствую я. — Вековая что ли? Старинная?

— Ну почти, — смеется Катя. — Я ему говорю, что у мужика должна быть не очень старая машина. Итальянец при деньгах никогда не станет ездить на развалюхе, у них это позором считается.

— Ага, а потом прямо в этой ломакиной можно все и обтяпать, — добавляет Верка. — Неудобно, зато быстро.

— А я не люблю в машине, как-то даже неприлично, — говорит Катя. — А ты, Верка, прямо не «целевая», а плечевая! Как можно в машине? Фи!

Дино-Буратино вертится вокруг нас, ожидая, когда Катя переведет ему хотя бы слово. Интересно, в курсе ли он, что девушки абсолютно не стесняются своей «смежной работы»?

Из салона, сопровождаемые парикмахером, мы отправляемся в местную пескаторию — рыбный ресторан. Дино уверяет, что это самый популярный среди коренных миланцев ресторан. Там, по обещаниям сводника, нас найдут те самые «синьоры на дорогих ломакинах». Я не оставляю надежды все же устроить в Италии личную жизнь, хотя в результате полученных впечатлений уже не уверена, что осилю синьора в постели.

Как только мы входим в заведение, все его посетители, как по команде, поворачивают головы в нашу сторону. Нарядные итальянки смотрят недобро, расфранченные синьоры — заинтересованно. Вообще модная миланская пескатория напоминает мне пресловутую харчевню «Трех Пескарей» из той же сказки. Если приглядеться, лисы алисы, коты базилио, дуремары, карабасы, пьеро и мальвины тут за каждым столиком! Не зря же Буратино на самом деле — Пиноккио, а историю про него Толстой не сочинил, а перевел с итальянского.

Мы садимся за столик, через некоторое время начинается шоу-программа. Дино оставляет нас одних, сказав, что рекомендованные им господа скоро подъедут. Мы с Катей, Верой и Соней остаемся вчетвером, сидим, пьем вино. После номера со стриптизом одна из танцовщиц, не дождавшись от посетителей приглашения на консумацию, вдруг садится за наш столик:

— Привет, я Майя.

Майя оказывается из Липецка, в Милане уже третий год. После короткого разговора о природе-о погоде в Италии и России, Майя заявляет:

— Русских челночниц тут никто не любит! Видите, как смотрят, особенно бабы. Итальянки вас ненавидят, потому что вы их мужей раскручиваете. Мужики вас не любят, потому что вы денег просите. Но делать им нечего: в осенне-зимний сезон курортниц, которые дают за ужин и бокал вина, тут нет. И даже мы, русские, вас не любим, потому что, когда вы в городе, у нас нет спроса на консумацию.

Расспрашиваю Майю и выясняю: только в этой харчевне в стриптизе работают три русские девушки, а в целом по Милану наших — пруд пруди. В итальянском стриптизе консумация после выступления (приглашение девушки к приватному общению за отдельную плату) официально подразумевает интим, в то время как, например, во Франции консумация — это, действительно, всего лишь беседа тет-а-тет, а все остальное называется иначе.

Минут через сорок подъезжают четыре обещанных сводником синьора. Какие у них ломакины, остается за кадром: наверное, они оставили их у входа. В остальном на всех четверых без слез не взглянешь. Все, как на подбор — обрюзгшие, волосатые. Тоже походят на персонажей из «Золотого ключика» — на бульдожек-полицейских.

Вы будете смеяться, но на сей раз того из них, который кладет глаз на меня, натурально зовут Карло! И этот Карло, видимо, не привык получать отпор от русских протеже парикмахера-сводника, потому что он сразу же и очень уверенно начинает меня лапать. Пытаюсь убрать его руку из-под своей блузки. Но Карло уже возбужден и только бормочет: «Перке? Перке?» (Почему? — итал.) и знай, подливает мне вина. Но глядя на его лоснящееся порочное лицо, я отчетливо понимаю: столько я не выпью!

По-английски Карло традиционно не понимает, а встать и уйти или дать нахалу в его мерзкий «анфас» я тоже не могу — потому что тогда, скорее всего, сорву намечающуюся сделку с тремя его дружками для Кати, Веры и Сони. Как же мне отшить гадкого Карло? Тут я вспоминаю Катю с ее теорией, что богатый итальянец никогда не станет пользовать «векья ломакина» — старую машину. Может, этот Карло и от меня отстанет, если узнает, сколько мне лет?