Геннадий Сысоев: Фашизофрения

Эта способность — первое и главное отличие человека от животного, потому что животное не способно совершать поступки, не продиктованные инстинктом или собственной пользой. А человек способен. И если б не был способен, то вряд ли изобрел бы каменный топор, колесо и компьютер.

Современное западное общество, к которому принадлежит и Россия {2} 2 Словами «Россия», «Русь» здесь и дальше в книге я обозначаю не только Российскую Федерацию, но все три русских государства — Украину, Белоруссию и Россию. Для меня украинцы, белорусы и россияне — один народ, тот, о котором Бисмарк говорил, что если русских даже и разделить искусственными границами, они очень быстро соединятся вновь, подобно шарику ртути, который физически невозможно разделить надолго. , выбрало путь приобретательства. А приобретательство, доведенное до своего апогея, — это фашизм, приобретение «жизненного пространства» за счет «недочеловеков».

Это общество не имеет перспективы и прогрессирует лишь в направлении дальнейшей своей виртуализации. Если Владимир Маяковский назвал современного ему идеального потребителя «желудок в панаме», то современный нам потребитель — это жвачный мозг.

У такого общества не имеется никаких высоких устремлений; и приобретатель бравирует их отсутствием. Если примерно до середины прошлого, XX века, фантасты в основном верно предсказывали научное развитие и научные открытия, то с середины прошлого века ни одно из предсказаний футурологов не сбылось — кроме, пожалуй, создания всемирной «библиотеки» {3} 3 Появление на рубеже тысячелетий всемирной библиотеки предсказывал английский писатель и футуролог Артур Кларк в 1950-х годах; но еще он предсказывал связь с инопланетными цивилизациями, высадки людей на ближайшие планеты, создание постоянно действующих научных и промышленных баз-станций вокруг Земли; ничего из его предсказаний «вовне» не сбылось. — Интернета.

Перспективы у современного западного общества всего три: кризис голода, кризис обжорства и виртуализация. Люди-онлайн, исключительно интерактивные в своих социальных сетях, хоть реальных, хоть виртуальных, но впадающие в абсолютную пассивность, если их вырвать из привычного мира, раз и навсегда заданного их стоматологом, их туроператором и их боссом в их офисе.

Но люди тоскуют днем, а по ночам во снах они пытаются освободиться. И общество не бесперспективно, пока есть люди, мечтающие об открытиях, изобретениях и полетах во сне и наяву. Они — главные враги фашизма, даже если сами и не подозревают об этом. Для них и написана эта книга, — для людей обычных, иногда мечтающих. Таких как вы, таких как я.

Я родился в Харькове, на Москалёвке, в двухэтажном доме с серым пятном на стене.

Пятно было цементное, в простенке между окнами второго этажа, чуть выше рам, почти на уровне чердака. Сколько помню себя, я всегда знал, что это пятно — след немецкого снаряда. Точно так же, как всегда знал, что вот это — мои мама и папа, а это моя бабушка, а это мой дом. А серое пятно, похожее на серую звезду или бледную кляксу, — след взрыва, след войны с фашистами.

От улицы вглубь двора тянулся вдоль забора ряд сараев. Крайний, как раз напротив пятна, стоял на неровной земле, на скате, и с той стороны, что повыше, на него было очень интересно забираться, с другой, что пониже, — прыгать. Налазившись и напрыгавшись, мы усаживались на крыше и обсуждали пятно.

Все пацаны нашего маленького двора и единственная наша сверстница Жанна, все мы, конечно, знали, что пятно — след удара, взрыва. Нескончаемые споры вызывал только вопрос: какой это был снаряд? От пушки? Миномета? Может, это была бомба или граната? Споры были долгими и жаркими и чаще всего заканчивались тем, что это все-таки пушка. Но через день-два на крыше сарая опять шли бурные обсуждения, с не меньшим жаром и криками.

Цемент со временем потемнел, а красная кирпичная стена побурела, так что издали пятно было не очень заметным. Но вблизи его видно было прекрасно, и мальчишки со всей улицы приходили в наш двор, и мы угощали их пятном, как заправские экскурсоводы. Если повезет и взрослые не заметят, можно было вылезть на чердак, далеко высунуться в окошко и ковырять пятно гвоздем. Цемент был крепким, наверное, при заделывании пролома не старались экономить. Цемент не крошился и не осыпался, он с большим трудом отламывался кусочками, как гранит. Память о войне монументальна.