Артем Боровик - Как я был солдатом американской армии

Она была так увлечена своим рассказом, что даже не глядела в мою сторону. Сделав короткую паузу, перевела дыхание. Опять заговорила:

— Мне очень хотелось обратно в армию. Из-за этого пошла на развод. Легко ли матери-одиночке? По крайней мере легче, чем «на гражданке». Армия обеспечивает бесплатное медицинское обслуживание, на лекарства не надо тратиться. А ведь они жутко дорогие там…

Она махнула в сторону Колумбуса и, видимо, всей прочей Америки. На секунду о чем-то задумалась. Потом продолжала:

— Днем — служба, а вечером я посещаю вечерний факультет Университета Алабамы, [14] Соседний с Джорджией штат. которому командование Форт-Беннинга выделило на своей территории отдельное помещение. Кроме того, армия платит за мою учебу. Зарабатываю я больше тысячи долларов в месяц. А на гражданке я бы в лучшем случае получала около восьмисот долларов, устроившись, скажем, продавщицей. Так вот…

— А кто сейчас сидит с ребенком?

— Сестра. Она приехала погостить: у меня двухкомнатная квартирка здесь же, на базе. Но когда она уедет, я отдам сына в детский садик…

Сорс тем временем опять принялся щелкать фотокамерой. Лицо его собеседницы периодически вспыхивало в ночной тьме.

— А потом, — моя новая знакомая погладила поверхность стола ладонью, — очень важно, что в армии людей заставляют заниматься спортом. У меня самой воли бы не хватило. А здесь это составная часть службы.

— Мужские и женские нормативы отличаются?

— Незначительно, — ответила она, — я, например, отжимаюсь на руках шестьдесят раз за две минуты. Ребята — на пятнадцать раз больше.

Честно говоря, я ей не очень-то поверил: шестьдесят раз все же не шутка! Дождавшись, когда в очередной раз сработает сорсовская фотовспышка, я глянул на руки девушки.

Сомнения мои были напрасны: под завернутыми рукавами пятнистой куртки горбатились мощные бицепсы.

— Да вы культуристка!

— Бросьте, просто в жизни надо быть сильной.

Провожая ее, я дал себе слово начать делать утреннюю зарядку. С понедельника.

— Ну, прощайте, — улыбнулась она, вбежав на крыльцо коттеджа.

— Прощайте.

— Между прочим, один вопрос вы мне все-таки забыли задать, хотя, кажется, спросили обо всем.

— Это какой же? — удивился я.

— Ладно, отвечу и так, меня зовут Энн. Энн Мар и .

Ветер всю ночь не давал спать. Выл, собака, скулил, просился внутрь. Казарма наша, построенная еще в середине тридцатых годов, в ответ что-то хрипло ворчала, по-стариковски скрипела. Словом, ночка выдалась что надо! Вдобавок вентилятор, от любопытства — советский в казарме! — крутивший головой то вправо, то влево, уставился на меня неподвижно и надул шею.

…Кажется, легче согнуть ствол автоматической винтовки M16, чем поднять голову.

— Хорош дрыхнуть! Просыпайтесь! — орет негр-сержант, ворвавшись вместе с ветром вовнутрь. Крючковатым пальцем он оттягивает воротник от кадыка размером с кулак, ворочает африканскими, с кровавым подмесом, белками, шумно дышит, стучит каблуками по доскам пола.

— Эх, — раздается со второго этажа койки, — всхрапнуть бы еще часок…

Я усилием воли навожу глаза на резкость: это Вилли. Я познакомился с ним вчера, когда вернулся в казарму, проводив Энн.

— Вилли, ты как? — интересуюсь я.

— Как лайнер на взлете, — он делает плавное движение рукой вверх, — башка уже в небесах, а задницу от земли все никак не оторву: сила притяжения, так ее и разэтак! Но ведь сержанту не объяснишь! Он зол и не сентиментален. У вас они тоже такие?

— Абсолютно!

— Я так и предполагал. Нет, не коммунисты и не капиталисты правят миром. Сержанты!

Вилли, по-моему, самый юморной малый в роте. Эдакий циник-людовед: все про всех наперед знает. Пока лишь я для него крепкий орешек. Но уже, видимо, и я взят на прицел его M16, магазины которой заполнены не патронами, а бронебойными шутками.

Ребята заправляют койки. Трут кулаками глаза. Словно заново привыкают к миру.

Вилли остервенело трет зубы щеткой, словно пытается содрать окалину. Но сквозь плотно сжатые челюсти и волдырящуюся зубную пасту он умудряется напевать. Так, для понта: