Леон Арбатский: Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера

Шестнадцатого мая Берия впервые официально доложил Сталину и Молотову об обнаружении останков Гитлера [15]. 17 мая из Москвы прибыл в Берлин замнаркома внутренних дел комиссар государственной безопасности 2-го ранга [12]П. Я. Мешик [13]. По случаю прибытия высокого гостя из НКВД произвели «частичную эксгумацию» захороненных к тому времени трупов, чтобы он мог составить свое мнение о том, кому они принадлежат. Заключение Мешика, видимо, было положительным. Он увез с собой в Москву челюсть, отделенную патологоанатомом от черепа «предположительного» Гитлера, — главное и чуть ли не единственное вещественное доказательство перешло в руки НКВД. Только после этого, 22 мая, начальник отдела СМЕРШа 3-й гвардейской армии генерал-лейтенант А. А. Вадис [14]посылает по ВЧ в Москву Берии сообщение о том, что Гитлер мертв. Ранее такое же сообщение было послано в Главное Управление контрразведки СМЕРШа генералполковнику В. Абакумову.

31 мая заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по делам гражданской администрации И. Серов [16]направляет в Москву фельдпочтой 160-страничный доклад, включающий акты опознания и судмедэкспертизы, протоколы допросов свидетелей, фотографии. В качестве одного из главных доказательств в докладе приведена телеграмма Бормана во Фленсбург Дёницу от 30 апреля о том, что «политическое завещание» (посланное ему ранее) вступило в силу.

Таким образом, в Москву информация шла двумя потоками — по линии СМЕРШа и по линии НКВД, но в конечном счете вся она стекалась к Сталину — соответствующие документы обнаружены в «фонде ЦК КПСС» и в «фонде Сталина». Ни один документ по пути не миновал Берию. Последний никак не выражал своего отношения к этой информации, ограничиваясь резолюциями «Направить Сталину», «Направить Сталину и Молотову»…

Итак, к 9 июня — дню, когда Г. К. Жуков выступил на прессконференции, — Сталин и Берия располагали всей информацией о находке в саду рейхсканцелярии.

…В 1968 году давно уволенный в отставку маршал Г.К.Жуков завершал свои мемуары [17]. Ему потребовалось уточнить некоторые факты, имевшие место в ставке фюрера в конце апреля 1945 года. С этой целью он пригласил к себе на подмосковную дачу, где проживал постоянно, Е. М. Ржевскую. Когда Георгий Константинович узнал от нее, что тогда, на пресс-конференции, двадцать три года назад, его, как говорится, «подставили» — он был потрясен. Заместитель главнокомандующего полагал, что он пользуется полным доверием этого самого главнокомандующего.

Е. М. Ржевская вспоминает о том, как реагировал прославленный полководец на ее сообщение: «Не может быть, чтобы Сталин знал! Я был очень близок со Сталиным. Он меня спрашивал: где же Гитлер?» «Когда спрашивал?» — уточняет Ржевская. — «В июне, числа девятого или одиннадцатого»

Таким образом, Сталин допытывался у Жукова — где же Гитлер?! — в день пресс-конференции или вскоре после нее.

Заместитель Жукова по делам гражданской администрации и начальник его контрразведки за спиной маршала направляли сообщения и доклады в Москву, на самый верх…

Накануне этого дня в Москву прибыл некто Гарри Гопкинс, частное лицо, бывший советник покойного президента Рузвельта, пребывающий в отставке.

На следующий день он был принят Сталиным, который, как правило, принимал только глав государств и правительств. На встрече присутствовали: с советской стороны — наркоминдел Молотов, с американской — посол А. Гарриман и видный дипломат Ч. Болен.

Открывая встречу, Гарриман обратился к Сталину со словами о том, что президент Трумэн направил в Москву в качестве своего неофициального представителя Гопкинса, поскольку он известен своими симпатиями к Советскому Союзу. Между тем Гопкинс не нуждался в рекомендациях и представлениях. Он был первым из крупных политических деятелей Запада, кто прибыл в Москву осенью 1941 года с предложением оказания помощи — вооружением, стратегическими материалами, продовольствием… Он, советник президента, был действительно крупным государственным деятелем — в Америке он считался «человеком № 2». Рузвельт доверял ему самые сложные и ответственные поручения.

С этого визита началась программа ленд-лиза, по которой СССР получил 18, 7 тысяч самолетов, 10, 8 тысяч танков; 9, 6 тысяч орудий — около 10% всего объема вооружения Красной Армии в годы войны [18].