Строки «Как удержатся наши // Там, на среднем Дону? // Этот месяц был страшен // Было все на кону» представляли точное понимание обстановки. На кону действительно было все — даже хуже, чем в 41-м. Оттого и битва за Сталинград отличалась редкостным даже по меркам Восточного фронта ожесточением и безжалостным расходованием бросаемых в мясорубку подкреплений. Слова на смерть маршала Жукова «Блеском маневра о Ганнибале напоминавший средь волжских степей» были идеально точны — полководец уготовил 6-й армии Паулюса не просто поражение, но именно Канны: взятие в клещи и уничтожение. Но прежде блеска был средний срок жизни пехотинца, брошенного под Сталинград, — одни сутки. Прежде маневра были методично кидаемые в топку все новые дивизии, прежде маневра сворачивались целые офицерские училища и бросались под Сталинград неаттестованными. Это даже не «Все для фронта, все для победы», это более приземленное «Нам бы день простоять, да ночь продержаться» — должен когда-нибудь немец выдохнуться.
Когда он в самом деле наконец-то выдохся и клещи окружения сомкнулись, генералы стали умолять Гитлера, расписавшись в провале кампании 1942 года, но спасая армию, дать приказ окруженным пробиваться от Волги, на которой для немца уже земли не было, на запад: «Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек, а потерять такую огромную армию — значит сломать хребет всему Восточному фронту». Как военспецы они были кругом правы, но в мировой войне, где еще есть дух войска и дух народа, причем не только своего народа, но и неприятельских, число попыток ограничено. Больше одной редко бывает. Похоже, Гитлер понимал это лучше, чем генералы. Понимал, что прежнюю войну он проиграл, но есть шанс развязать новую, ту самую тотальную, о которой 15 февраля, через две недели после Сталинграда, в берлинском «Спортпаласте» будет говорить Геббельс, и эту уже абсолютно тотальную войну — выиграть.
Гитлер был прав, что Сталинград означал проигрыш войны. Мнение народов было такое же. В оценке перспектив новой, тотальной войны он ошибся. К счастью.
