Виктор Точинов - Остров без сокровищ

Достаточно, наверное… Уже понятно, что сквайр человек скупой и мелочный.

Но вместе с тем заносчивый и надменный. Хокинс, описывая свою первую встречу с Трелони, сообщает, что брови сквайра выдавали его «надменный и вспыльчивый нрав». Брови Джим разглядеть успел, а вот нрав – едва ли, сквайр не успел еще ничего ни сказать, ни сделать. Здесь Хокинс в мемуаре забегает вперед, вставляя свои будущие выводы о характере Трелони. И поведение сквайра в ряде эпизодов вполне эти выводы подтверждает: да, надменен и вспыльчив. Долго ждать не приходится: Трелони произносит свою первую реплику и Джим оценивает ее как «высокомерную и снисходительную».

Ну и когда же добиваться от Трелони пересмотра соглашений о разделе пока не найденного сокровища? Уж конечно не в Англии, когда золото окажется в подвале усадьбы сквайра. Именно сейчас, когда Трелони лишился всех слуг, когда он напуган и бледен…

Можно предположить, что сквайр Трелони сопротивлялся изо всех сил переделу, даже оставшись в одиночестве. Именно вследствие указанных выше черт характера. Но Хокинс, как мы знаем, умел делать сильные ходы в подобных играх… Джим вполне мог намекнуть на подслушанный еще на корабле разговор сквайра с Редрутом. И на то, что заряды к пистолету у него еще остались. В качестве дополнительного аргумента мог кивнуть на изуродованный труп Хантера.

(Кстати, все ли заметили, что с момента появления Джима в блокгаузе Трелони ни разу к нему не обратился? Ни слова Хокинсу не сказал, в отличие от капитана и доктора. Наверняка имел серьезные подозрения о том, чья пуля стала причиной смерти Редрута.)

Кончилось тем, что упорствующий Трелони был низложен с должности начальника экспедиции, а доля его сильно урезана.

Характерный штрих – обед в тот день готовят юнга Хокинс и… сквайр Трелони! Трелони, совсем недавно гордо именовавший себя адмиралом! Кто служил в армии – вспомните командира своей части, солидного полковника. А теперь представьте, как он отбывает наряд по кухне, чистит картошку на пару с каким-нибудь «черпаком»… Адмирал (он же дворянин и весьма богатый помещик) на камбузе – явление примерно того же плана. Трелони законопатили на кухню именно в тот день неспроста, – для того, чтобы подчеркнуть его новый статус: ты теперь не начальник, ты всего лишь один из нас, готовь обед и не чирикай.

И Трелони поплелся готовить… А капитан и Грей стали полноправными акционерами.

Да, еще один крайне любопытный момент вспомнился… Когда пиратам по договору оставили блокгауз с припасами, среди прочего Сильверу досталась и знаменитая бочка с коньяком! Именно на ней сидел Долговязый Джон, когда подчиненные вручали ему черную метку… Отдал бы бочку Трелони, оставаясь в ранге начальника? Да никогда! Костьми бы всех положил, обороняя заветную емкость! Уволок бы при эвакуации в первую очередь, плюнув на все остальное!

А кто же стал главным? Доктор Ливси, разумеется. В качестве символа своей власти он даже забрал у сквайра карту. Более того, уходя на переговоры, он ее не оставил в блокгаузе – взял с собой.

Зачем? Двухглавая гора видна издалека, до рощи у ее подножия и без карты добраться можно, не говоря уж о лагере пиратов, до которого рукой подать.

Ливси знал, что золота в яме, помеченной крестиком, уже нет. Значительную часть своей ценности карта потеряла (хотя и не превратилась в совсем уж никчемную бумажку, не будем забывать о серебре и оружии). Поэтому в тот момент она была символом власти. Как корона для монарха, как маршальский жезл для полководца.

Едва лишь доктор Ливси ушел, Джим Хокинс заскучал, затосковал от унылой гарнизонной службы. Жестоко призавидовал доктору, гуляющему по лесу и слушающему пение птичек.

«Я мыл пол, я мыл посуду – и с каждой минутой чувствовал все большее отвращение к этому месту и все сильнее завидовал доктору». Оставим вымытую посуду на совести Джима, что-то не припоминается, чтобы в покидающий «Испаньолу» ялик грузили тарелки или миски. Посчитаем, что кое-какая посуда все же имелась – Трелони несколько стаканов наверняка позаботился захватить, не под кран же коньячной бочки ложиться и не с ладошки пить, если приспичит промочить горло. А вымытый пол из нетесаных бревен оставим на совести переводчика, в оригинале юнга Хокинс счищал со стен и пола следы крови (и мозгов Джойса, надо думать)…

В общем, Джим затосковал. И, как со многими затосковавшими солдатиками случается, двинул в самоход. От термина «дезертирство» воздержимся, все-таки Хокинс рассчитывал вернуться.