Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым

Гурджиев слушал спокойно, время от времени бросая быстрый взгляд при том или ином проступке, иногда улыбаясь при чтении определенного преступления и прерывая мисс Мерстон, только чтобы записать, лично, действительное число особых черных заметок. Когда она кончила свое чтение, в зале наступила торжественная, неподвижная тишина, и Гурджиев сказал, с тяжелым вздохом, что все мы создали большое бремя для него. Он сказал затем, что нам будет объявлено наказание согласно числу совершенных проступков. Естественно, меня назвали первым. Он показал мне жестом сесть на скамейку перед ним, и затем мисс Мерстон вновь прочла мои проступки подробно. Когда она кончила, он спросил меня, признаю ли я все это. Я соблазнялся отвергнуть некоторые из них, по крайней мере частично, и доказать извиняющие обстоятельства, но торжественность мероприятия и тишина в комнате мешали мне. Каждое произносившееся слово падало на собрание с ясностью колокола. У меня не было мужества произнести какое-нибудь слабое оправдание, которое могло прийти в мой ум, и я признался, что список был точен.

Снова вздохнув и покачав головой, как будто он очень сильно обманулся, он полез в свой карман и вытащил огромную пачку банкнот. Еще раз он перечислил количество моих преступлений, и затем старательно снял равное число бумажек. Я не помню точно как много он дал мне - я думаю, что это было по десять франков за каждый проступок - но, когда он кончил считать, он передал мне объемную пачку франков. Во время этого процесса весь зал особенно кричал тишиной. Не было ни шороха, и я не отважился взглянуть на мисс Мерстон.

Когда деньги были вручены мне, он отпустил меня, вызвал следующего нарушителя и проделал то же самое. Так как нас там было очень много и не было ни одного, кто не совершил бы чего-нибудь, не нарушил бы какого-нибудь правила во время его отсутствия, он повернулся к мисс Мерстон и вручил ей маленькую сумму - возможно, десять франков или эквивалентное одному "преступному" платежу - за ее, как он оценил его, "добросовестное выполнение ее обязанностей директора Приэре".

Все мы были ошеломлены; это, конечно, было для нас полной неожиданностью. Но основной вещью, которую все мы чувствовали, было огромное сочувствие к мисс Мерстон. Это казалось мне бесчувственно жестоким, бессердечным действием против нее. Я никогда не узнал чувства мисс Мерстон об этом поступке, за исключением того, что она неистово покраснела от смущения, когда мне платили; она не показала явной реакции вообще никому и даже поблагодарила его за жалование, которое он вручил ей.

Деньги, которые я получил, удивили меня. Их было, совершенно точно, гораздо больше, чем я когда-либо имел одновременно в своей жизни. Но они также отталкивали меня. Я не мог заставить себя сделать что-нибудь с ними. Не прошло и нескольких дней, как, однажды вечером, когда я был вызван принести кофе в комнату Гурджиева, эта тема возникла снова. Мы с ним не общались лично - в смысле действительного разговора например, - с тех пор, как он вернулся. В тот вечер он был один. Когда я обслуживал его кофе, он спросил меня, как я жил, как чувствовал себя. Я выпалил свои чувства о мисс Мерстон и о деньгах, которые, как я чувствовал, я не мог истратить.

Он рассмеялся на это и весело сказал, что нет причины для того, чтобы я не мог потратить деньги каким-нибудь путем. Это были мои деньги, и это была награда за мою деятельность прошедшей зимой. Я сказал, что я не могу понять, почему меня наградили за то, что я был медлительным в работах и создавал только заботу.

Гурджиев рассмеялся снова и рассказал мне то, что я очень хотел узнать.

"Вы не понимаете того, - сказал он, - что не каждый может быть нарушителем, подобным вам. Это очень важная составная часть жизни, подобная дрожжам для приготовления хлеба. Без заботы, конфликта жизнь становится мертвой. Люди живут в статус-кво, живут только привычкой, автоматически и без совести. Вы хороши для мисс Мерстон. Вы сердили мисс Мерстон все время дольше, чем кто-нибудь еще - поэтому вы получили большую награду. Без вас для совести мисс Мерстон была бы возможность заснуть. Эти деньги, в действительности, награда от мисс Мерстон - не от меня. Вы помогаете сохранять мисс Мерстон живой".

Я понял настоящий, серьезный смысл, который он имел в виду, говоря это, но я сказал, что чувствовал жалость к мисс Мерстон и что это должно быть было ужасное переживание для нее, когда она увидела всех нас, получающими награды.