Елена Селиванова - Встать, суд идет!

— Отец не хуже тебя! Из-за того, что будет платить алименты, он машину купить не сможет.

— Доченька, я умираю!

Марина опомнилась, когда мать упала на пол. Вскоре прибыла машина «Скорой помощи».

Мать долго лежала в больнице. Ее навещали соседи и сослуживцы, даже свекровь приехала из другого города.

— Горюшко ты мое, горе! — ласково обращалась она к внучке. — Не раз говорила я отцу и матери, что если жизнь не идет — лучше разойтись, не мучить друг друга и дитё не калечить…

— Ну ладно тебе, бабушка, распричиталась. Папка тоже хорош! При мне мать ругал, и перед отъездом сказал: «Не слушай ее!»

— Да ты кушай, кушай! На вот тебе куриную ножку! Похудела-то как! Осунулась… Поди, и учиться-то стала хуже?

— Научишься с ними! Как они мне, бабуся, надоели, эти родители…

Мысли подсудимой прервал судья:

— Так почему же вы решили вернуться к матери, если перестали уважать ее?

— А куда мне было деться? Я обиделась на всех. И на тетку: нашлась воспитательница, кроме кулаков ничего не признает. Выдеру, говорит, тебя как сидорову козу. На все село кричит: «Я тебе покажу, как письма блатные получать!» Разве я виновата, что в письме мальчишки написали: «Мы тебя под землей найдем! Тебе осталось жить немного!» Если бы тетка хорошей была, задумалась бы, как меня от этих хулиганов защитить, а не бить… Вот и приехала я на вокзал, а денег на билет нет… Зима. Холодно… Хотела на вокзале погреться, да там дустом пахнет. Я этот запах не переношу. Решила пойти по квартирам с тетрадкой, будто выясняю, нет ли там первоклассников, а если хозяева отвернутся или в другую комнату уйдут, то украду денег на билет в Краснодар. В квартире, где живет потерпевшая девочка, я взяла транзисторный приемник. А когда она меня укусила, схватилась за ножик. Перед отходом поезда меня задержали…

Едва подсудимая закончила говорить, как подняла руку потерпевшая девочка:

— Я ее укусила потому, что она мне руки веревкой хотела связать.

Работники милиции, задержав Марину на вокзале, обнаружили у нее два письма. Написанные разными почерками, они начинались одинаково:

«Здравствуй, Мурка!»

В одном письме угрожали:

«Не забудь про левую руку! Если ответа от тебя не дождусь, то будет то, что я обещал. Дормидон приедет после 2 февраля, только не знает, как найти тебя, девочку-паиньку, как до тебя добраться».

— Что вы скажете в последнем слове? — спросил Марину судья после того, как выступили прокурор и адвокат.

Она бы сказала о многом. Несколько ночей не спала, думая, о чем просить суд в последнем слове. Даже половину ученической тетрадки исписала. Соседка по камере советовала начать так: «Я прошу прощения у потерпевшей и у своих родителей».

Такое начало Марине не понравилось. Ни она у родителей, а они у нее пусть просят прощения за то, что сделали ее такой. Может, назло им, дорогим родителям, она и пошла в компанию Дормидона, закурила там первую папиросу и выпила первую рюмку вина, а потом до утра бродила по городу. Мать была аккуратной и любила в доме порядок. Как ей хотелось вывести родительницу из себя и добиться, чтобы та ее оскорбила. Тогда бы нашелся повод уехать к отцу на Север. Подальше от дома и от этой компании мальчишек. Пугать надумали, левую руку обожгли, добиваясь клятвы, что никому не расскажет об их делишках. Вспомнила, как они смеялись, когда сказала, что хочет стать следователем. А кто ее теперь примет в юридический институт, если есть судимость?

— Да скажи ты ей, чтобы попросила судей не лишать свободы! — крикнула мать отцу, приехавшему на процесс. Отец сидел недалеко от матери на другой скамейке у окна.

— Пусть получает то, что заслужила! — ответил он.

Эти слова услышали судьи, и Марина тоже. Вот тогда-то она и сказала свое последнее слово:

— Что заслужила, то и получить должна — папа прав.

Марину приговорили к четырем годам лишения свободы.

Отец в тот же день уехал на Север. На свидание к дочери пришла мать.

Ничего не сказала ей Марина: ни здравствуй, ни прощай. Сидела молча, опустив глаза. Только когда конвоир объявил, что свидание окончено, мать увидела, как вздрагивают плечи девочки.

— Я обжалую приговор! А ты поплачь, поплачь — легче станет, — услышала Марина голос матери.

Попросив адвоката написать кассационную жалобу и выступить в областном суде, мать вылетела из Челябинска в Краснодарский край, к месту работы.

Отец… Он еще на суде пожал плечами: «Плачу алименты и немаленькие. Плачу аккуратно. А что там произошло у вас — разбирайтесь сами. Я тут при чем?»