Корень зла в том, что в Америке никогда не было, да и по сей день нет того, что можно было бы назвать истинным просвещением и культурой. У нас нет никакой разумной, видимой миру цели, если не считать таковой стремление к наживе. Та, с позволения сказать, культура, какая у нас имелась и имеется в наличии, была взята нами напрокат за границей, точнее, в Англии, которая и сама в отношении культуры нуждается в омоложении; во всяком случае, судя по тому, что говорят и пишут сами англичане, их культура страдает теми же пороками пуританского, ханжеского фарисейства и никогда не отличалась подлинным демократизмом. Если вам угодно составить себе представление об американской культуре — вернее, бескультурье, — взгляните на нашего миллионера. Деньги — сила — таков его руководящий принцип как в прошлом, так и в настоящем. И он молится этой силе и рабски ей служит, воображая, что она поднимет его на недосягаемую высоту в глазах остальных людей.
И вот плачевный результат: миллионер достиг желанной цели. Но пробил грозный час войны. И миллионер пожелал с высоты своего (воображаемого) величия осчастливить мир или по крайней мере свою страну, придя ей на помощь в годину бедствий. Но хватило ли у него разума или кругозора, чтобы понять или по крайней мере почувствовать, за какое дело он берется? Или же он оказался на поверку одним из тех миллионов растерявшихся американцев, которые в этот ответственный час открыли для себя, что меркантильные дела уже не удовлетворяют их, и оторвались от этих дел — лишь для того, чтобы мгновенно заблудиться в лабиринте сложнейших отношений и далеко идущих взаимосвязей, к которым у них нет ключа?
Форд снарядил свой «Корабль мира»! Взяв на борт живой груз из редакторов, журналистов, проповедников и тому подобной братии, он отплыл в Европу, чтобы в день рождества 1915 года кликнуть клич, услышав который «сонмы солдат встанут и покинут окопы». Наши премудрые американские газеты, особенно на Среднем и Дальнем Западе, расточали ему комплименты и заранее поздравляли с победой. Они не сомневались в успехе! И это — перед лицом могущественного шовинистического движения и шовинистической пропаганды, которые начиная с 1813 года растут и крепнут в Германии, стимулируя завоевательные войны.
Остальные миллионеры удовольствовались тем, что по-прежнему продолжали наживать деньги.
Вот вам и замечательные достижения крупного американского дельца и его попытка осознать то, что происходит в мире!
В заключение коснусь еще одной стороны вопроса. В начале мировой войны нам уши прожужжали рассуждениями о наших «обязанностях перед миром», о «нашем долге перед цивилизацией», о том, что нам предстоит «спасти мир для демократии». И только на четвертом году войны — фактически, а также по признанию нашего главного златоуста — открылась нам программа и истинные цели нашего врага, и мы поняли, что энтузиазм, которого от нас требовали, был уместен и даже необходим. Тогда у нас заговорили о том, что «пора Америке занять свое место в ареопаге народов», — и некто Рут и Фрэнсис (поверенные и агенты корпораций, достаточно запятнавшие себя потом в глазах американского народа) были направлены для переговоров с представителями измученной войной страны, ищущей новых и лучших форм политического и социального устройства.
Во время самой войны господствовало мнение, что главное — это «люди, деньги и суда» (все то же старое представление, будто все решает количество, а не идеи и умы, которые могли бы с честью парировать самые коварные замыслы наших врагов и друзей). Но жизнь — и международная политика и дипломатическая игра — куда сложнее. Она может потребовать — да и действительно потребовала — от пацифистски и религиозно настроенного американца мобилизации новых душевных ресурсов и сил. Она заставила его, наконец, понять, что жизнь — это столкновение куда более темных и загадочных сил, чем он когда-либо предполагал, куда более прожорливых, кровожадных, скотских аппетитов, чем могло допустить его робкое пацифистски-пуританское мировоззрение. Открылась дверь, распахнулось окно, и, заглянув в разверстые глубины природы, американец увидел — достаточно смутно, надо сказать, — то, чего он и сейчас еще как следует не переварил. А именно, что природа не знает незыблемых, дарованных небом заповедей и что в мире нет ничего твердо установленного. В этом мире, где действуют неисповедимые законы равновесия, всего можно ждать — решительно всего!
Читать дальше