Я протестовал. Спросил: «Почему бы нет?» Энглтон ответил: «Почем вы знаете, сколько там у вас евреев?» — «А какая разница? — спросил я. — Вы собираетесь вы гнать их из ведомства?» Я пошел к Джоко Ричардсону, который отвечал за подготовку. Тот сказал: «Что с ним такое, черт возьми?» Но лекция о Моссаде не состоялась».
Для Энглтона контрразведка осталась главной заботой, и даже «израильский счет» был средством достижения этой цели. Джон Денли Уокер, сменивший Хэддена на посту резидента в Израиле, говорил: «Энглтон действительно занимался израильскими делами, но его главным интересом оставалась контрразведка. Он хотел, чтобы израильская разведка выявляла возможных советских внедренных агентов среди еврейских эмигрантов из Советского Союза».
Как только на сцене появился Голицын, толкующий о «кроте», с конкретными, хотя и фрагментарными, сведениями о его личности, поиск проникновений стал сверхзадачей Энглтона. В Голицыне Энглтон нашел родственную душу. Наконец-то появился человек, только что из КГБ, который вел отчетливый контрапункт в фуге Энглтона.
Для Энглтона и его большого отдела имело полный смысл предположить, что КГБ преуспел во внедрении «крота» или «кротов» в ЦРУ. С логической точки зрения в допущении о наличии «кротов» в ведомстве прослеживалась аналогия с доводом о том, что где-то еще во Вселенной должна существовать жизнь. Те, кто исходит из существования пришельцев, указывают на статистическую невероятность того, что в безграничном космическом пространстве жизнь должна существовать только на планете Земля. Почти точно таким же образом отдел контрразведки утверждал, что разведывательные службы других государств, особенно британская, подвергались проникновению со стороны Советов. Почему же ЦРУ должно быть исключением? Подобно тому, как федеральное правительство имеет огромный радиотелескоп в Грин-Бэнке (штат Западная Вирджиния), слушающий радиосигналы других миров, которые то ли существуют, то ли нет, контрразведка ЦРУ наблюдала, подстерегала, пыталась уловить слабый звук роющих нору «кротов». Ничего неразумного в допущении о их существовании не было.
У Энглтона имелись и личные причины настаивать на поиске агентов проникновения с такой жестокостью. Его провел «суперкрот» столетия Ким Филби, и он не собирался повторять ту же ошибку.
Гарольд Адриан Рассел («Ким») Филби стал работать в МИ-6, британской секретной разведслужбе, в 1940 году и к концу войны занял пост начальника советского отдела этой организации, что означало, что Москва знала все важное, что британская секретная служба делала или планировала предпринять против Советского Союза. В 1949 году Филби прибыл в Вашингтон в качестве офицера связи взаимодействия между МИ-6 и ЦРУ. Энглтон регулярно обедал с Филби в «У Харви» — ресторане в центре столицы, который предпочитал и Эдгар Гувер. Шефу контрразведки ЦРУ, асу своего дела, никогда и в голову не приходило, что человек, сидевший напротив и обменивавшийся с ним секретами, в действительности с самого начала был преданным советским агентом.
В мае 1951 года Гай Бёрджес, недавно гостивший у Филби в Вашингтоне вместе с Дональдом Маклином, сотрудником британского министерства иностранных дел, бежал в Москву, и Филби попал под подозрение как «третий человек», передававший ценные сведения двум советским шпионам. Но британцы не смогли ничего доказать против Филби и не хотели настаивать на обвинениях против члена университетского истэблишмента Британии. Лишь в конце января 1963 года Филби, осознав, что сеть наконец-то накрывает его, бежал из Бейрута в безопасную Москву [41] Как и Джордж Блейк, Филби женился на русской женщине по имени Руфа, получил звание генерала КГБ и жил в комфортабельной московской квартире, где у него взял интервью писатель Филипп Найтли за четыре месяца до его смерти в мае 1988 года. См. Knightly Ph. The Master Spy: The Story of Kim Philby. — N. Y., 1989.
.
Для Энглтона катастрофа с Филби была унизительной, она оказала огромное влияние на него. И хотя многое делалось под воздействием предательства Филби на Энглтона, в самом ЦРУ имели место по меньшей мере два случая, никогда не предававшиеся гласности, которые убедили шефа контрразведки в том, что у него есть основания для беспокойства по поводу ренегатов.
Один из них — таинственное дело Белы Герцега, уроженца Венгрии, который работал в УСС, а затем в ЦРУ в качестве оперативника в Вене и Мюнхене. В 1957 году Герцег пропал, и Энглтон был убежден, что он перебежал в Моссад. Исчезновение оперативного работника ЦРУ поставило Энглтона во вдвойне затру-днитсльное положение, поскольку шеф контрразведки занимался израильскими делами в этом ведомстве.
Читать дальше