Историю жизни Ип Мана лучше заранее прочитать в Интернете, а заодно и краткий очерк бурной истории Китая 30-х годов. Во время сеанса вам не дадут поблажки. Хотя Кар-Вай сделал две версии — для Китая и для Запада. Полусказочный турнир за звание преемника старого мастера сведет героя с дочерью этого мастера Гон Эр (Чжан Цзыи). Но дальше их пути разойдутся. Гон Эр станет красиво мстить за предательство одному из учеников своего отца — заодно он предал и родину, но это не так важно. И после решающей схватки с ним она начнет томиться и болеть, дурманя себя опиумом. А Ип Ман останется примерным семьянином, хотя его жена с детьми затеряется на просторах гражданской войны. Даты и места действия будут иногда всплывать в титрах. Но японская оккупация, борьба Гоминьдана с коммунистами, бегство и возвращение героя на родину — это фабульная канва. А происходящее на экране идет почти без связи с нею... Кар-Вай шесть лет писал сценарий «Великого мастера», три года мучил Тони Люна и других актеров на съемочной площадке. Фильм стоил 240 миллионов юаней (около 40 миллионов долларов), им открывался Берлинский фестиваль. Сборы пока — чуть больше 51 миллиона долларов, но мировой прокат только начинается.
Кар-Вай снял то, что у него получается лучше всего, — историю жестов и вздохов, взглядов и прикосновений, расставаний и встреч, пронизанных любовным настроением. В «Великом мастере» есть все, за что его любят, — грусть и красота, блики фонарей на лужах и томный дым от сигарет, размывающие действие рапиды и сверхкрупные планы, очищенные от любых деталей. Есть и то, за что его не любят, — манера, переходящая в манерность, и тотальная сентиментальность. Отделить одно от другого невозможно и не нужно.
Ты царь, живи один / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Ты царь, живи один
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Чеховский фестиваль открылся спектаклем Джеймса Тьере «Рауль»
Пока публика собирается — сцену закрывают странно скрещенные мачты, подвисшие, уставшие, чуть запачканные паруса. Только погаснет свет — мгновенно поднимутся и развернутся реи, полотнища, ограничивая площадку, образуют «белый кабинет». А посреди сцены обнаружится здоровенный шалаш из металлических палок, тряпок (в том числе явный фрагмент торжественно-красного театрального занавеса) и просто мусора. Это место обитания главного и единственного героя.
То есть у Джеймса Тьере, что поставил и сам сыграл этот спектакль, есть занимающиеся техникой помощники и есть двойник, пару раз подменяющий актера (публика ахает — ой, он только что был здесь, как это он вон там очутился). Все это целая труппа, парижская «Компания Майского Жука». Но герой здесь один, он живет на необитаемом острове и разговаривает разве что с приплывающей навестить его рыбой.
Остров этот, разумеется, не буквален — он может быть и в обычной городской квартире. Все под рукой — граммофон, любимое кресло и железный бак, в котором хранятся все необходимые вещи. Дом-шалаш одушевлен (может вдруг крупно задрожать — хозяин ласково погладит по стенке, успокоит), а если все же вдруг требуется компания — заявится в гости гигантская рыбина (фантастическое создание метра три длиной, внутри которого, как выясняется в финале, лежит человек и управляет виртуозными разворотами симпатичной твари) и с хозяином поспорит. Не как человек, а как, например, щенок, которому надо объяснять, где границы дома и участка, что можно и что нельзя.
И никто больше не нужен. «Рауль» — спектакль о том, как поэт создает свой мир вне какого-либо общества. В этом мире колышутся огромные медузы, навещает отшельника повиливающий хвостиком тряпочный слон, и всегда звучит хорошая музыка. В нем, если поэт приставит трубу граммофона к груди, будет правильно бухать сердце, а если передвинет эту трубу существенно ниже пупка — вдруг раздастся птичий щебет, и поэт слегка смутится. В нем есть и трюки (герой вдруг взмывает в воздух так легко, как не обеспечит ни одна страховая веревка), и их разоблачение — нам тут же показывают, как этот полет сотворен, но, даже уже видя весь механизм, мы следим глазами только за кувыркающейся в воздухе фигурой. Но в любом случае трюки здесь не главное.
Главное для «нового цирка» (а это жанр представления) — чистая поэзия и древние клоунские гэги (герой шебуршал в баке, что-то разыскивая; закрыл бак — а там что-то продолжает шебуршать). Нет сомнений, что и лирический дар, и дар комический достались Тьере от деда — Чарли Чаплина; впрочем, талант ни на одном поколении в этой семье не отдохнул — всех животных на сцене сотворила мама постановщика (и дочь Чаплина) Виктория Чаплин-Тьере. Кстати, с 3 по 5 июня на том же Чеховском фесте можно будет увидеть поставленный именно ею спектакль «Шепот стен».
Читать дальше
