— Увы, когда я добралась до Нью-Йорка, Миша как раз ушел из театра. Я оказалась фактически одна, не защищена чьей-либо протекцией, без английского языка. Впрочем, во всем мире балетный язык общий. Всегда можно договориться, объясниться. Да еще дочь помогла. Татьяна у меня художник. Окончила Мухинскую академию, которая сейчас носит имя Штиглица. Татьяна работает дизайнером по костюмам в Петербурге. Так вот дочь по моей просьбе нарисовала человеческий силуэт и надписала, как по-английски называются части тела и направление движений. Нога, рука, вперед, назад и так далее. Все на практике оказалось довольно просто.
— У дочери своя семья?
— Да, Татьяна замужем, есть ребенок, наш общий любимец Никитка. Он родился в Америке, а живет в Питере, учится менеджменту в Петербургском университете.
— А где вы в Нью-Йорке живете?
— В северной части Манхэттена, рядом с музеем-замком Клойстерс, это филиал Метрополитен-музея. Вокруг феноменально красивый парк. Мы каждые утро и вечер там гуляем, любуемся восходами и заходами солнца. Дает настрой на целый день. А еще там растут георгины, мои самые любимые цветы.
— Американский балетный критик так описывает вас на репетиции: «Ощутим настрой великой балерины: экстатическая сфокусированность на творческой задаче в смеси с озорной самоуверенностью». Верная оценка?
— Скажу проще: за долгие годы я убедилась, что одни мои словесные советы и педагогические увещевания не помогут солисту отшлифовать партию до совершенства. Не показывать, не объяснять движения нельзя. Причем объяснять и в плане культурной просвещенности, эрудированности. Хочется, чтобы артисты, с которыми я работаю, не выглядели полными дилетантами, не имеющими ни малейшего представления об истории балета, который мы репетируем, об эпохе, о которой в спектакле идет речь. Поэтому я прошу моих подопечных прочитать роман, на котором основано либретто, или другие книжки, рассказывающие о времени действия балета, его атмосфере. Если ты танцуешь принцессу Аврору, то должна знать, что твоя героиня родилась при дворе, воспитывалась в аристократической среде и призвана держаться соответственным образом. Нужно иметь в виду, что у американцев никогда не было монархии. Они совсем не понимают, что это такое — при дворе. Им надо все объяснять. Например, солистам балета «Анастасия» пришлось подробно рассказывать, кто такой царевич. Когда мы начали репетировать «Раймонду» с Дэвидом Холбергом (звезда Американского театра балета, первый американец, ставший премьером Большого театра. — «Итоги»), хорошо помню его искренний восторг по поводу пышности имени его персонажа, жениха Раймонды. «Жан де Бриен! Жан де Бриен!» — повторял Дэвид с упоением. Я ему рассказала, что так звали средневекового рыцаря, что это романтическая легенда, ну и так далее.
— Хорошо себе представляю, как вы идете в театр по Бродвею, поблескивая звездой Героя Социалистического Труда.
— А вот и нет. Звезда у меня хранится дома, в Петербурге.
— В Америке вы стали героем капиталистического труда, но, насколько я знаю, никаких государственных наград вам здесь не вручают.
— А мне и не надо. Хотя одну награду дали года три назад. Я получила ежегодную премию профессионального журнала Dance Magazine. Провели вечер, чествовали, вручили хрустальный приз. Это, конечно, приятно, но ничего не решает в моей ежедневной работе.
— И все же возникает досадное ощущение, что о вас знают в Америке меньше, чем о Михаиле Барышникове, Наталье Макаровой или уже давно ушедших Рудольфе Нурееве и Александре Годунове. Замечательной Макаровой, например, президент Обама недавно вручил ежегодную премию Кеннеди за выдающиеся творческие заслуги перед Америкой. Положа руку на балетный станок, скажите: Макарова как балерина лучше, чем вы?
— Может, и лучше. Она более драматична на сцене. В смысле чистоты, правильности и легкости движений я ей не уступаю.
— А может, здесь в какой-то степени сказался политический контекст? Они бежали от советской власти, их с восторгом встречали на Западе как невозвращенцев и мучеников режима. Вы же приехали по контракту, по-деловому, без скандала...
— Они не были мучениками режима, просто им хотелось танцевать без оглядки на власть, им хотелось полной свободы творчества. Поэтому они и оставались на Западе. С Барышниковым я танцевала в Ленинграде несколько партий, в том числе «Сотворение мира». Это одна из моих любимых партий. Нам с Мишей в этом спектакле сопутствовал большой успех. С Нуреевым мы танцевали только «Жизель», это и моя первая «Жизель», и его. Кстати, я хотела с Владиком танцевать «Жизель», но Григорович нам не дал. С Нуреевым мы мало общались. Помню, он ругал всех, отрицал все. А о себе был невероятного мнения. Это ему, кстати, помогло утвердить себя на Западе — здесь принято себя хвалить. Что касается Александра Годунова, он в тот роковой день августа 1979 года, будучи на гастролях в Нью-Йорке, принял решение остаться в Америке, а его жена (Людмила Власова — балерина, солистка Большого театра, в настоящее время хореограф танцев на льду. — «Итоги») отказалась и вернулась в Москву.
Читать дальше
